Кульков почувствовал, что его начинает нести. Он любил это состояние, по сути, бывшее сродни вдохновению поэта или художника: когда проблема поиска нужных слов, красок или перспективы вдруг уходит и рука автора уже работает сама собой, когда автор начинает ощущать себя всего лишь проводником какой-то бешеной энергии, которую ему нужно всего лишь материализовать, облечь в форму и зафиксировать на бумаге или холсте… В таком состоянии Кульков мог говорить часами. Способность эта проснулась в Сан Саныче еще во время работы на заводе, когда он мучил сослуживцев речами на профсоюзных собраниях. И только недавно Пряхин признался ему, что именно благодаря выдающимся способностям Кулькова в риторике он, Пряхин, и сделал на него, Сан Саныча, ставку.
Скажи он это годом раньше, Кульков бы обиделся. Но сейчас, когда их с Данилой связывали уже большие дела, большой бизнес, когда они уже шли в одной и очень плотной связке, обижаться было и глупо и поздно.
— Ну, к сожалению, время нашей передачи заканчивается, — услышал он голос Ипатьевой.
Кульков недоуменно посмотрел на журналистку. Он только перешел к теме обстрела Белого дома и начал было рассуждать о том, кто там был прав, кто виноват, а тут…
— Я благодарю вас, Александр Александрович, что вы нашли время посетить нашу студию и принять участие в нашей передаче… А с вами, дорогие зрители, я не прощаюсь. Во втором блоке вы встретитесь с известным вам журналистом Олегом Анисимовым, и мы продолжим разговор о преступности в Санкт-Петербурге.
Режиссер махнул рукой. Ипатьева вдруг скривила губы, как будто пожевала что-то, и сплюнула прямо на пол.
— Черт! Зуб болит — просто сил нету…
— Рвать надо! — крикнул режиссер. — Рвать, и все! Без разговоров. Потом новые вставишь, легче прежних будут.
— Ага, тебе легко говорить… А мне в эфире улыбаться! И главное, передний, сволочь!
— Так… Галина… — Кульков почувствовал, что начинает терять солидность. А этого он не любил, особенно на людях. — Галина… Как мы с вами…
— Сан Саныч, нас сейчас с вами пригласили в ресторан — поговорить по поводу передачи.
— А как же у вас тут? — Сан Саныч махнул рукой на камеру. — У вас же вторая часть!
— Мы ее завтра будем писать. Вы не волнуйтесь, работа не волк… Это ваша охрана?
Галина показала пальцем на двух здоровяков в черных мешковатых костюмах. Здоровяки были среднего возраста, с морщинистыми, толстокожими лицами работяг.
— Да… А что?
— Да нет, ничего… Надо позвонить, предупредить просто… Вы собирайтесь! Через пять минут поедем.
— А с кем там у нас встреча?
— С нашим продюсером. — И тихо, одними губами произнесла: — Комаров.
— Ах, да! Я и запамятовал… Конечно, конечно, поедем. О чем речь? Дело превыше всего… А что за ресторан?
— Здесь рядом, на Петроградской, — ответила Галина. — Я сама там не была ни разу. Нас проводят.
— Кто же?
— От Комарова человек приехал. Вон он стоит…
Кульков разглядел за спинами своих охранников парня в джинсах и кожаной куртке.
— Что за ковбой?
— Это — как бы его курьер, — ответила Галина. — Я его знаю. Вы не волнуйтесь…
— А что мне волноваться-то?.. Подумаешь, курьер!
К ресторану подъехали на кульковском «Мерседесе». Машина «курьера» шла впереди, указывая дорогу.
— Ну, вот мы и приехали… — Галина первой вышла из машины. — Нас уже ждут.
Комар стоял у входа в ресторан.
— Геннадий! — громко выкрикнул Кульков. — Как я рад тебя видеть!
— Взаимно, Сан Саныч, взаимно… Как все прошло?
— Отлично! — Ипатьева положила руку на плечо Кулькова. — Все прошло блестяще! Сан Саныч наш так перед камерой держится — просто телезвезда!
— Да что уж там, — засмущался Кульков. — Не впервой…
Комаров, Сан Саныч с висящей на его локте Галиной, охранники Кулькова и замыкающий маленькое шествие «курьер» вошли в зал.
В центре просторного помещения был накрыт большой прямоугольный стол, на котором, казалось, помещалось все, чего только душа Кулькова могла пожелать. Откуда Комаров узнал о его вкусах — Кульков сейчас не задумывался: он понял, что наконец-то сможет отдохнуть душой, расслабиться, пренебрегая дурацким этикетом, и «посидеть» как нормальный русский мужик. Тем более что компания сложилась для этого вполне подходящая: Галина Ипатьева прижималась к Сан Санычу теплой своей грудью. Комаров переставлял на столе водочные бутылки, разглядывая этикетки — каких там только не было наименований!
