Следующим движением Комаров ударил длинным, фирменным электрошокером «бледнолицего», попав тому точно в нос.
Мрачный черноглазый мафиози картинно запрокинув голову, слетел со скамейки и рухнул на пол, звонко стукнувшись затылком об пол. Пока он падал, Ипатьева успела увидеть темно-красную кровь, хлынувшую из того места, где прежде находился длинный лоснящийся нос, а теперь было какое-то отвратительное месиво из сломанных хрящей и разорванной кожи.
— На пол, суки! — крикнул бармен дьяконовским басом. — На пол! Убью!
Трое остававшихся пока в сознании бандитов послушно сползли со скамеек. «Бледнолицый» лежал там, куда отбросил его удар Комарова, а толстяк, видимо, основательно вырубленный электрическим разрядом, остался на месте — он лежал грудью на столе и лицом прямо в пивной луже.
— Коля, хорош! — негромко крикнул Комаров бармену.
И Коля вышел из-за прилавка, держа автомат наготове.
— Ну что, суки? Думали: Триба больше нет — можно распрягаться? Ты, паскуда! — Комаров шагнул к «бледнолицему», булькающему кровью. — Ты, козел! Тебя предупреждали по-хорошему? Говори — да, нет? Не слышу? — Он слегка надавил носком ботинка на горло лежавшего лицом вверх бандита. — Говори, козел, чтобы я тебя слышал!
— Да-а… — хрипло выдохнул «бледнолицый».
— А ты что же — решил, что на тебя больше наши указания не распространяются? А? Говори, сучонок!..
Комаров искоса взглянул на Ипатьеву, замершую со стаканом пива в руке.
— Не бойся, этих сук нам бояться нечего. Это они пусть боятся… Так я жду, козел драный! — Он наклонился к поверженному противнику.
— Чего? — прохрипел «бледнолицый». — Убери… Убери ногу…
— Ногу? Какую ногу? — зловеще улыбнулся Комаров. — Ах, эту… Что — мешает?
— А-а-а… — ответил бледнолицый.
— Что ты менжуешься, господин Гладышев? А? Или тебя Гладким называть? Может, лучше дойдет?
— А-а-а…
— Вот тебе и «а»! Будет и «б», если еще раз выступишь… Понял, сволочь гнилая?!
— Понял…
— Вот так. Чтобы цены сегодня поставил как надо. Усек?
— Сегодня уже не успеть. Ребята торгуют… Надо все точки опо… поп…
— Чего? — Комаров усмехнулся. — Что — попа? При чем тут попа? Или ты уже пидором заделался? И торговцев из пидоров себе набрал?
— Не-е… Оповестить… Новые накладные…
— Меня это не волнует. Это твоя головная боль. Ты ее сам себе придумал… Все! Вечером мои пацаны проверят. Если хоть на одной твоей колонке бензин будет по новым ценам — считай, ты увидишь сегодня последний в своей жизни закат. Веришь мне?
— Да…
Галина машинально глянула в высокое окно полуподвала. Впрочем, насчет погоды понятно: низкая облачность, дожди… Она слышала прогноз по радио в утренних новостях. Так что заката этому бензиновому спекулянту увидать не придется ни при каком раскладе.
— Все. Мы отваливаем. И помни, Гладкий, хорошо помни: Гриба нет, а ребята все остались. И ничего не меняется. Наоборот, еще лучше все теперь будет. Усек?
— М-м-м…
— Не слышу.
— Усек.
— Вот так. Пойдем, Коля.
Комаров посмотрел на Ипатьеву.
— Ты все? В смысле — с пивом? А то можно и еще заказать…
— Нет, спасибо. — Галина допила одним большим глотком остатки пива. — Я готова.
— Ну и славненько, — кивнул Комаров, пряча в карман электрошокер.
— Погоди, Комар, — пробасил бармен Коля. — Погоди минутку…
— Пожалуйста, пожалуйста. Ты что-то хотел добавить к вышесказанному?
— Да…
Коля медленно подошел к неподвижно лежавшему на полу «спортсмену», пнул того в бок носком ботинка.
— Встань-ка, дурень.
Детина медленно поднялся: сначала на колени, озираясь по сторонам, видимо, надеясь как-то изменить ситуацию в свою пользу, но затем, увидев направленный на него ствол автомата, решил не испытывать судьбу; кряхтя, он выпрямился во весь рост.
— Что, сука, значит, я пиво разбавляю? — Коля пристально смотрел в снова ставшее красным лицо парня.
— Да я так… Я ведь просто… Между делом…
— За базар отвечать надо, козел, — тихо пробурчал Коля. И вдруг очень быстро, резко и сильно ударил «спортсмена» прикладом в челюсть.
Ипатьева явственно расслышала треск ломающейся кости. Парень, застонав, рухнул на свое, уже «належенное» место.
— Все! — отрапортовал Коля.
— Лежать, пока мы не выйдем, — приказал Комаров. — Я надеюсь на вашу порядочность, господа хорошие. Вернее, на ваш здравый смысл.