Хотелось славы, хотелось признания — ведь ничто человеческое, в общем-то, им, бандитам, не чуждо.
Понимал Анисимов, о чем думает сейчас Бурый: здорово, мол, было бы, конечно, выступить с телеэкрана, рассказать лохам дешевым о своем, но как бы это сделать так, чтобы не засветиться перед органами, чтобы не проколоться где-нибудь, сказав лишнее слово, намекнув на какого-нибудь кореша, который тут же корешом быть перестанет? И замочит — либо сам, либо ребятки его сделают это за шефа…
— Если честно — интересно. Мне-то уж есть что сказать!
— Вот и я так думаю.
— Да. Только как ты это все хочешь обставить?
— А так и обставим. Сделаю цикл передач по тридцать минут. В каждой, — беседа с одним авторитетом. Мои комментарии. Ментовская хроника. Пойдет?
Бурый молчал, глубоко затягиваясь и выпуская дым кольцами.
— Ну? Чего тебе бояться-то? Ты же легализован!
— Ну, мало ли, что я легализован. Надо подумать.
— До завтра хватит времени? Я бы с тобой сделал первую передачу.
— Первую? А потом с кем? Кто еще вписался?
— Есть люди.
Бурый нахмурился.
— Давай выкладывай.
Анисимов открыл было рот, но тут его мобильный, лежавший во внутреннем кармане тонкой кожаной куртки, зазвонил, завибрировал, Олег Евгеньевич выхватил его бравым жестом (словно американский полицейский пистолет из наплечной кобуры), поднес к уху — и глаза его расширились.
— Что?! Точно? Где?!
Бурый внимательно следил за своим гостем.
— Сто процентов? Уверен?! Выезжаю!
— Что-то стряслось? — почти весело спросил Бурый.
— Стряслось. — Анисимов мрачно посмотрел в замаслившиеся от «косяка» глаза бандита. — Дружка твоего грохнули.
— Чего? Ты что несешь, падла? — забыв о том, что Анисимов вроде как его товарищ, Бурый шагнул вперед и схватил журналиста за грудки. — Какого еще дружка?!
— Гриба, — не отводя глаз, спокойно ответил Анисимов. — Отпусти-ка меня.
Бурый разжал пальцы.
— Врешь! — машинально выдохнул он.
— Ничего я не вру, на набережной. Расстреляли из гранатомета. Понял, бля?
— Кто? Кто, бля?!
— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи… Я еду туда. Ты как?
— Что мне там делать? Я и так все узнаю.
— Ну, гады — ой! Я сегодня позвоню.
Анисимов отсалютовал Бурому поднятием руки и вышел из кабинета. Бурый проводил его тяжелым взглядом, отметив про себя, что руки ему журналист не протянул. А таких вещей Бурый не забывал никогда.
Олег Евгеньевич прошел через ресторанный зал и, выйдя на улицу, быстрым шагом направился к своей машине. Поступившая новость взволновала его настолько сильно, что он почти не смотрел по сторонам. Поэтому и не заметил двух мужчин, сидевших на скамеечке, немного левее его «Волги», и искоса, почти не скрываясь, наблюдавших за дверью в ресторан…
— Смотри-ка! — Карпов покачал головой. — Да это же…
— Ты что — знаешь этого гада?
— Ну, во-первых, «гад» — это сильно сказано. Так, гаденыш, — ответил Карпов. — Анисимов, журналист. Ну, ты видел его по телеку. Скандалист этот известный…
— A-а, точно! — Максимов вытянул шею и смотрел, как Олег Евгеньевич залезает на водительское место. — Возьмем гада? — спросил Николай Николаевич, начав было вставать со скамейки.
— Брось. Домой к нему заедем. Куда он, на хрен, денется? — сплюнув, возразил Карпов. — Сегодня и навестим. У меня и телефон его имеется. Так что не пыли, Николаич. Прорвемся! А вообще-то, интересно, конечно, чего ему от нас надо. И чего он тут пасется, в этом «Штабе» долбаном.
— «Штаб» этот я разнесу на хрен! — пробурчал Максимов. — Очень мне этот урод не понравился.
— Сергей Петрович?
— Он такой же Сергей Петрович, как я слесарь-инструментальщик. Бандюга из законных… Кажется.
— Очень может быть, — сказал Карпов. — По повадкам — похож.
— Вот и получит свое. Сучара!
— Ладно, ладно, Николаич, не заводись. Поехали ко мне.
— А что у тебя-то делать?
— Да я просто давно дома не был. У тебя зажился. Надо бы костюмчик сменить. И вообще, посмотреть, что там да как.
— Цветочки полить? — хмыкнул Максимов.
— Ну, кстати, и полить. Хоть у меня там одни кактусы, все равно… Пыль вытереть. Короче, за домом следить надо, чтобы он жилой вид имел. А может, в издательство сгоняем?
— Мне там делать нечего.
