ПСС. Том 78. Письма, 1908 г. - страница 116
Только суеверные люди, как правители и революционеры и все политические деятели и руководители, могут воображать (так же, как церковники воображают рай и ад), что жизнь, к[отор]ую они портят, устроится так, как им хочется. Когда освободишься от этого суеверия, бывает смешно думать о наивности этой веры. Одно только ужасно, что все те ужасы, к[оторые] вы так верно описываете, произошли именно от этого ужасного и еще не сознаваемого людьми дикого суеверия. От этого же суеверия и нет того, что одно может руководить людьми в жизни: истинной веры, т. е. разумного понимания каждым человеком своего отношения к миру, ко Всему и выведенному из этого отношения руководства поведения. Суеверие заняло, как всегда, место веры. И потому мой ответ: прежде всего постараться освободиться от суеверия.
Любящий вас и желающий вам истинного блага
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 8, лл. 344—345. Основание датировки: помета на конверте письма адресата.
Ответ на письмо сосланного в Кемь анархиста Ивана Семенычева (р. 1888) от 16 октября 1908 г. Описывая ужасы современной жизни, Семенычев спрашивал, как найти правильный путь для борьбы «со злом настоящего времени». Интересовался отношением Толстого к анархистам П. А. Кропоткину и Элизе Реклю.
288. Е. И. Попову.
1908 г. Начало ноября. Я. П.
Милый Евг[ений] Ив[анович], Оч[ень], оч[ень] радостно было получить ваше письмо. По старческой слабости своей прослезился, читая его.
Л. Толстой.
Впервые опубликовано под датой: «зима 1908—1909 гг.» в «Толстовском ежегоднике 1913 года», Спб. 1914, стр. 148. Датируется по письму Е. И. Попова от 5 ноября 1908 г.
Ответ на обширное письмо Е. И. Попова от 5 ноября 1908 г. с описанием его занятий с детьми, его религиозных исканий и сомнений (до последних дней жизни Толстого это письмо находилось на его письменном столе).
* 289. С. А. Энгельгардту. Неотправленное.
1908 г. Ноября 12. Я. П.
Сергей Александрович,
Вопрос ваш поставлен так ясно и определенно, что мне хочется так же ясно и определенно ответить на него.
Отвечаю на второй вопрос: не вызван ли был мой поступок передачи имущества семейным желанием избавиться от невыгод собственности, удержав ее выгоды? Ответ на этот вопрос отвечает я на первый: не обманываю ли я себя, воображая, что, поступив дурно, поступаю хорошо?
Вы пишете: «согласитесь со мной, что если бы вы передали свое имущество беднякам, то вы были бы теперь лишены не только отрицательной, но и положительной стороны вашего капитала».
Во-1-х, не говоря о трудности раздачи беднякам (каким? почему этим, а не тем?) имущества, вы забываете о том, что такая раздача должна была вызвать самые тяжелые, даже враждебные чувства ко мне 8 человек семейных, не разделяющих моих взглядов на собственность, воспитанных в довольстве, даже роскоши и, с полным на это правом, рассчитывающих на получение после моей всякую минуту и во всяком случае скоро могущей наступить смерти свою долю наследства. Это во-1-х; во-2-х, раздав то, что тогда составляло мое имущество, я не лишал себя ни положительной, ни отрицательной стороны своего капитала, т. е. собственности. Раздав имущество, я мог удержать за собой право на вознаграждение за будущие литерат[урные] работы. А эти работы с того времени, как я отказался от вознаграждения и до теперешнего>1 во всяком случае давали бы мне возможность жить вне нужды и независимо от семьи. Потребности мои настолько ограничены, что, если бы я и не мог сам зарабатывать средства существования, друзья мои всегда дали бы мне возможность прожить вне нужды оставшиеся года жизни, и потому жизнь моя с семьею никак не обусловлена моим желанием пользоваться теми скорее тяжелыми, чем желательными для меня условиями жизни, в смысле роскоши ее, в к[отор]ых я живу.
Так что решение мое поступить 18 лет тому назад по отношению моего имущества так, как будто я умер, решение, стоившее мне тогда тяжелой борьбы, никак не могло произойти от желания, обманув себя и людей, избавиться от невыгод обладания собственностью, удержав все ее выгоды, а от других более сложных причин, в справедливости признания которых судьею может быть только моя совесть.