ПСС. Том 75. Письма, 1904 — 1905 (январь-июнь) гг. - страница 6

В отстранении Толстого от политики, в его убежденности, что выдвинутые рабочими требования «и свободы печати, и свободы собраний, отделения церкви от государства, даже восьмичасового дня — для большей массы крестьянства не представляют никакого интереса... что он (земледельческий народ. — Е. К.) ждет и желает одного: освобождения земли от права собственности, общности земли»,^>21 объективно отразилась политическая незрелость крестьянского движения эпохи первой русской революции.

Удовлетворение этого самого заветного крестьянского желания представлялось Толстому, как и самому крестьянству, единственно возможной, необходимой и при этом кардинальной мерой раскрепощения всех трудящихся, мерой, которая «делает излишними все сложные требования рабочих».

Подобная трактовка места и значения земельного вопроса в освободительном движении масс была не только очень далека от ближайших политических задач этого движения, но и прямо заострена против «политики» вообще и рабочего движения в частности. Но в то же время она носила демократический характер, выражая одновременно и революционное стремление крестьянства — «смести до основания и казенную церковь, и помещиков, и помещичье правительство, уничтожить все старые формы и распорядки землевладения, расчистить землю, создать на месте полицейски-классового государства общежитие свободных и равноправных мелких крестьян»^>22 и его незнание подлинных путей осуществления этих своих желаний.

«Земледельческая община», «где жизнь организована и не нуждается в насилии», — таков был патриархально-примитивный общественный идеал Толстого, противопоставленный им как демократической республике, так и социалистическому общественному строю. Демократическое содержание этого крестьянского идеала и его утопический в условиях высокоразвитого капитализма характер с предельной ясностью раскрыл В. И. Ленин, указывавший на то, что «уравнительность» землепользования... идея равенства мелких производителей реакционна, как попытка искать позади, а не впереди, решения задач социалистической революции. Пролетариат несет с собой не социализм равенства мелких хозяев, а социализм крупного обобществленного производства. Но та же идея равенства есть самое полное, последовательное и решительное выражение буржуазно-демократических задач».^>23

Историческое своеобразие первой русской революции состояло в том, что это была буржуазно-демократическая революция в эпоху империалистической стадии развития мирового капитализма, что открывало перед ней вполне реальные перспективы перерастания в революцию социалистическую. Крестьянским массам на этом историческом этапе еще не было доступно понимание смысла и содержания происходившего в России демократического переворота, его значения для победы социалистической революции в стране.

Будучи выразителем крестьянских идей и настроений, Толстой не мог сознавать того, «что самая полная «воля» и самое «справедливое» распределение хотя бы даже и всей земли не только не уничтожит капитализма, а, напротив, создаст условия для особенно широкого и могучего его развития»^>24 и тем самым откроет путь к социалистическому переустройству общества. Но Толстой с исключительной силой отразил в своем творчестве и учении антикапиталистический протест крестьянских масс и, несмотря на утопизм своих воззрений, поставил целый ряд конкретных вопросов демократии и социализма, явился глубоким критиком капиталистического строя.

Отвращение к буржуазному миропорядку, желание избавиться от жестокой власти капиталистических отношений неизменно преследовало Толстого, когда он раздумывал над вопросами собственно русской жизни, отражавшими нарастание в стране буржуазно-демократической революции.

В годы революции Толстой постоянно обращается к истории буржуазных революций в Европе, к исторической практике крупнейших буржуазных государств. Особо пристальное внимание Толстой уделяет истории первой буржуазной революции во Франции. Это обстоятельство весьма примечательно.