5 Октября, 10 года. Отдалъ листки и нынче начинаю новое. И какъ будто нужно начинать новое: 3-го я послѣ передобѣденнаго сна впалъ въ безпамятство. Меня раздѣвали, укладывали, ставили клизму, я что-то говорилъ и ничего не помню. Проснулся, опомнился часовъ въ 11-ть. Головная боль и слабость. Вчера цѣлый день лежалъ въ жару, съ болью головы, ничего не ѣлъ и въ той же слабости. Также и ночь. Теперь 7 часовъ утра, все болитъ голова и печень, и ноги, и ослабъ, но лучше. Главное же моей болѣзни то, что она помирила Сашу съ С[офьей] А[ндреевной]. Саша особенно была хороша. В[аря] пріѣхала. Еще посмотримъ. Борюсь съ своимъ недобрымъ чувствомъ къ ней, не могу забыть этихъ трехъ мѣсяцевъ мученій всѣхъ близкихъ мнѣ людей и меня. Но поборю. Ночь не спалъ, и не сказать, чтобы думалъ, а бродили въ головѣ мысли.
[7 октября.] Вчера 6 Октября. Былъ слабъ и мраченъ. Все было тяжело и непріятно. Отъ Ч[ерткова] письмо. Онъ считаетъ это напрасно. Она старается и просила его пріѣхать. Сегодня Таня ѣздила къ Ч[ертковымъ]. Галя очень раздражена. Ч[ертковъ] рѣшилъ пріѣхать въ 8, теперь безъ 10 минутъ. С[офья] А[ндреевна] просила чтобы я не цѣловался съ нимъ. Какъ противно. Былъ истерическій припадокъ.
Нынче 8-ое. Я высказалъ ей все то, что считалъ нужнымъ. Она возражала, и я раздражился. И это было дурно. Но можетъ быть всетаки что нибудь останется. Правда, что все дѣло въ томъ, чтобы самому не поступить дурно, но и ее, не всегда, но большею частью искренно жалко. Ложусь спать, проведя день лучше.
9 Октября. Она спокойна, но затѣваетъ говорить о себѣ. Читалъ истерію. Всѣ виноваты, кромѣ нея. Не поѣхалъ къ Ч[ертковымъ] и не поѣду. Спокойствіе дороже всего. На душѣ строго, серьезно.
10 Октября. Тихо, но все неестественно и жутко. Нѣтъ спокойствія.
11 октября. Съ утра разговоръ о томъ, что я вчера тайно видѣлся съ Чертковымъ. Всю ночь не спала. Но спасибо, борется съ собой. Я держался хорошо, молчалъ. Все, что ни случается, она переводитъ въ подтвержденіе своей маніи — ничего....
12 октября. Опять съ утра разговоръ и сцена. Что то, кто то ей сказалъ о какомъ то моемъ завѣщаніи дневниковъ Ч[ертко]ву. Я молчалъ. День пустой не могъ работать хорошо. Вечеромъ опять тотъ же разговоръ. Намеки, выпытыванія.
13 октября. Оказывается она нашла и унесла мой дневникъ маленькій. Она знаетъ про какое то, кому то, о чемъ то завѣщаніе — очевидно касающееся моихъ сочиненій. Какая мука изъ за денежной стоимости ихъ — и боится что я помѣшаю ея изданію. И всего боится, несчастная.
14 октября. Письмо съ упреками за какую то бумагу о правахъ, какъ будто все главное въ денежномъ вопросѣ — и это лучше — яснѣе, но когда она преувеличенно говоритъ о своей любви ко мнѣ, становится на колѣни и цѣлуетъ руки, мнѣ очень тяжело. Все не могу рѣшительно объявить, что поѣду къ Ч[ертковымъ].
15 октября. Было столкновеніе съ Сашей и общее возбужденіе, но сносно.
16 октября. Нынче разрѣшилось.
Хотѣлъ уѣхать къ Танѣ, но колеблюсь. Истерическій припадокъ, злой.
Все дѣло въ томъ, что она предлагала мнѣ ѣхать къ Ч[ертковымъ], просила объ этомъ, а нынче, когда я сказалъ, что поѣду, начала бѣсноваться. Очень, очень трудно. Помоги Богъ. Я сказалъ, что никакихъ обѣщаній не дамъ и не даю,>[385] но сдѣлаю все, что могу, чтобы не огорчить ее. Отъѣздъ завтрашній едва ли приведу въ исполненіе. А надобно. Да, это испытаніе, и мое дѣло въ томъ, чтобы не сдѣлать недобраго. Помоги Богъ.
17 Октября. Слабъ. С[офья] А[ндреевна] лучше, какъ будто кается, но есть и въ этомъ истерическая преувеличенность. Цѣлуетъ руки. Очень возбуждена, говоритъ не переставая. Чувствую себя нравственно хорошо. Помню, кто я. Читалъ Шри Шанкара. Основная метафизическая мысль о сущности жизни хороша, но все ученіе путаница, хуже моей.
18 Октября. Все тоже тяжелое отношеніе страха и чуждости. Нынче ничего не было. Начала вечеромъ разговоръ о вѣрѣ. Просто не понимаетъ въ чемъ вѣра.
19 Окт. Очень тяжелый разговоръ ночью. Я дурно перенесъ. Саша говорила о продажи за милліонъ. Посмотримъ что. Можетъ быть къ лучшему. Только бы поступить передъ высшимъ судьей, заслужить Его одобреніе.
