ПСС. Том 57. Дневники и записные книжки, 1909 г. - страница 21
2) Часто отдаешься унынию, негодованию о том, ч[то] делается в мире. Какая это непростительная ошибка! Работа, движение вперед, увеличение любви в людях, сознание ее возможности, ее применения, как закона жизни, ростет в человечестве и положительным путем — признание ее благодетельности, и отрицательным — признание всё ухудшающегося и ухудшающ[егося] положения людей вследствие признания закона насилия. Да, надо видеть этот двоякий рост, а не отчаиваться.
3) Смертные казни в наше время хороши тем, ч[то] явно показывают то, ч[то] правители дурные, заблудшие люди, и ч[то] поэтому повиноваться им так же вредно и стыдно, как повиноваться атаману разбойничьей шайки.
————————————————————————————————————
15 Ф. 1909. Я. П.
Вчера нехорошо говорил вечер с Зосей — осуждал, зло. Здоровье хорошо, говорил с Ваней. Не могу без слез. Нынче поутру думал как будто новое — думал так радостно, что:
1) Осуждать за глаза людей подло — в глаза неприятно, опасно, вызовешь злобу. И потому одно возможное, разумное, а потому и хорошее отношение к людям, поступающим дурно — такой для меня б[ыл] Столыпин с своей речью — сожаление и попытка разъяснить им их ошибки, заблуждения.
2) Сейчас б[ыл] нищий, мужик, бывший солдат, говорит иностранными, ненужными словами, но смысл речей один: ненависть к правителям, к богатым, зависть и оправдание себя во всем. Страшное существо. Кто это сделал? революционеры или правительство? Оба.
3) Религиозно нравственное положение народа ужасно, как будто нет выхода. Но он есть, только во времени. Наелся дурной, вредной пищи или напился пьян, и мучаешься, и кажется, ч[то] нет выхода, п[отому] ч[то] сейчас действительно нет выхода, но выход есть. Желудок переварит, организм переработает, так и в этом.
4) Какое ужасное зло сделано революционной литературой: указать прежде не сознаваемое, спокойно переносимое зло и предложить, как единственное средство избавления, средство, не избавляющее, а увеличивающее зло — это ужасно жестоко. И это самое сделано революционерами с народом.
18 Ф. 09. Я. П.
Вчера не писал. Целый день был вял — хуже, был грустен, почти зол. Как вспомнишь о чем-нибудь, так кажется, ч[то] это мне неприятно, и неприятно не то, о чем думал, а то, как думаю, чем окраше[на] мысль. Поправлял «Слово», и всё не хорошо. Вечером был Булыгин, рассказывал поразительное о смерти жены. — Нынче с утра не думается, не работается. И хорошо. Чего же еще?
1) Сейчас думал очень для меня важное: Всё хочется — не знаю, по старой ли привычке или по свойству души человеческой — хочется молиться, обращаться к Кому-то, к Богу. Я последнее время, стараясь ясно определить себе Бога, как и должно было быть, пришел к признанию невозможности отношения к Нему, к отрицанию Его для разума, но потребность жива. Бог, Ты, Ты — всё, чего я смутное проявление в теле, в отделенном от Всего теле, Ты — Весь, во всем совершенстве, помоги мне. Говорю это — и мне хорошо на душе. Не знаю, кто Тот, Кого я прошу о помощи, но мало того, что знаю, ч[то] Он есть, но знаю и то, что чем больше, искреннее, горячее прошу Его о помощи, тем больше чувствую эту помощь. Да. Помоги мне освобождаться от тела, соединяться с Тобо[й] — и чувствую, что Ты уже помогаешь, и — хотел бы сказать, ч[то] люблю Тебя, но «люблю» не то слово. Чувство мое к Тебе и не так горячо, как любовь, и не так узко, телесно. Это не любовь. В любви есть желание блага, а в этом только желание соединения. — (Чепуха.)
2) Я всё придумывал молитву краткую и молюсь составленной длинной молитвой. Это нехорошо. Молитва не может быть одна и та же на все дни, на все часы. Нынче мне нужно: «
