— Чего он там возится в шалаше? — сказал раздраженно поручик.
— Не хочется расставаться с товарищами, — захихикал унтер.
— Наверно, от страха в штаны наложил! — хихикнул жандарм с изъеденным оспой лицом.
— Хватить болтать! Димко, приведи его! — приказал поручик.
Жандарм безропотно полез в шалаш. И тоже замешкался. Снаружи уже начали терять терпение. Наконец он показался с пистолетом в руке, вспотевший, расстроенный.
— Господин поручик… — прохрипел он. — он… Павел… это… покончил с собой…
— Что болтаешь? — громко крикнул поручик.
— Я посветил фонариком, а он лежит между девушкой и стариком… Наклонился, только хотел пнуть его ногой и тут увидел, что он осколок какой-то бутылки воткнул себе в грудь…
Офицер почувствовал, как что-то кольнуло у него под ребрами, будто и его пронзили острым осколком бутылки, почувствовал, как его душа медленно начала погружаться в липкую, тревожную пустоту. Жандармы молча ждали команды трогаться. Присев на корточки, они втягивали в себя горький сигаретный дым. Луна рухнула на землю, покатилась через лес к горному потоку и утонула в глубоком омуте. Сквозь листву начала просачиваться предутренняя синева. Весенняя буря билась о скалы.
Перевод В. Миневой.
Славу Хр. Караславову
Проснулся я оттого, что хлопнула дверь. Это жена внесла в комнату две глиняные миски, доверху наполненные парным молоком.
Было уже поздно.
За окном трепетали серебряные крылья утра. Жена поставила на стол расписные миски и сказала:
— Тебя ждет какой-то человек у ворот. Поговорить хочет.
— Кто бы это?
— Не знаю. Но отец сердится…
Отец мой всегда сердился, когда я приезжал в отпуск и люди приходили поговорить со мной. Он знал, что они идут пожаловаться, попросить содействия, совета. Отец сердился, но я не мог отказать им, потому что это были мои ровесники, с которыми я дружил с малых лет, или их отцы и матери.
У ворот я порядком задержался. Когда вернулся, молоко уже остыло. Жена недовольно спросила:
— Что это за разговоры по целому часу?
Я подсел к ней, отхлебнул молока и принялся рассказывать, зачем приходил тот человек.
… Это был Стефан, самый младший из сыновей Христо Денкина. Дед Христо болел уже давно, а в последние дни стало ясно, что долго он не протянет. Накануне вечером, когда мы с женой сходили с поезда на дойренской станции, нас видели многие. Видел нас и старый учитель Цоню. В тот же вечер он навестил Христо Денкина. В разговоре учитель упомянул о моем приезде. Христо Денкин тут же кликнул сыновей и велел им во что бы то ни стало привести меня. По очень важному делу. Те едва уговорили его подождать хотя бы до утра, дескать, человек устал с дороги, надо дать ему выспаться, отдохнуть, а уж тогда звать по делу. И не успело взойти солнце, как старик принялся подгонять: «Ну-ка, отправляйтесь кто-нибудь».
Я попросил Стефана не ждать меня. Сказал, что скоро приду. Христо Денкин живет в верхнем квартале, дом его стоит на косогоре, как раз над Дерменджийским источником…
Один за другим уходят из жизни мои односельчане — кого я помню с тех пор, как сознаю себя человеком. Они были моими первыми учителями. И мне грустно терять их. Когда я плакал, слезы мне утирали их ладони. Не могу забыть, как собирались по вечерам на перекрестке женщины нашего квартала с пестрыми коромыслами на плечах, а на коромыслах поблескивали медные менцы[6]. Не снимая коромысел с плеч, подолгу вели задушевные разговоры бабка Докия, тетки Неда и Дека, Боца и Маринка. Это они учили меня, что наверху — небо, а на небе светят солнце, луна и звезды; что ступаем мы по земле. На земле живут люди, животные, птицы, растут деревья, родится пшеница, а из нее делают хлеб…
Нет их, давно уже нет моих первых учителей.
А такие, как Христо Денкин, учили меня любить и уважать бедных и слабых, преклоняться перед далекой и незнакомой землей со странным именем «СССР».
Их было четверо, моих учителей из села, огороженного двумя холмами с севера и с юга, но открытого рассвету и закату — будто бы специально для того, чтобы не было преград на пути солнца, чтобы целый день освещало оно окна домов. Жили они в селе, где когда-то самыми высокими зданиями были церковь, община да дом сельского богача.