Мать улыбнулась. А потом все эмоции исчезли с её лица.
— ты выбрала и пути назад нет первая-отделённая мы больше не поговорим так как сейчас
Ксения кивнула.
— выполни свой долг ты знаешь достаточно чтобы попытаться
— Ракс всегда Ракс.
— ракс всегда ракс
Изображение исчезло, и Ксения осталась одна.
Она сделала выбор и не жалела о нём. Но Ракс всегда Ракс, и приказ матери не оставлял места для колебаний.
Сейчас ей предстоит трудный разговор. А вначале — ещё более трудный поступок.
Мать отпустила её не только и не столько из сочувствия или понимания. Её отделили, чтобы Ксения принимала решения, которые Ракс сами себе запретили.
Девушка встала, провела ладонью по лицу. Посмотрела на ладонь — та осталась сухой.
Что ж, она готова.
Они все собрались в кают-компании, когда вошла Ксения. Как обычно и бывает в моменты напряжения, все невольно сбились в кучки поближе к «своим».
Отдельной группой стоял экипаж «Твена»: Горчаков, Хофмайстер, Вальц, Соколовский. Мегер держалась между ними и кадетами — Алексом, Лючией и Теодором. Ксения отметила тот факт, что Тедди и Лючия сдвинулись очень близко, едва заметно соприкасаясь пальцами.
Николсон и Ван были рядом с кадетами, как всегда благодушный Уолр стоял вроде как с ними, но одновременно и рядом с Анге, Криди, Яном и Адиан.
Все они держались ближе к стенам.
И немудрено — в центре кают-компании, у стола, отчаянно ругались два феольца. Одного Ксения хорошо знала, это был Двести шесть — пять. Вторым несомненно являлся прибывший на Ракс оперирующий психотерапевт Триста тридцать.
— Это возмутительно и недопустимо! — орал Двести шесть — пять. — Это насилие! Вы не имеете права лечить меня против моей воли!
— Все мои действия ведут лишь к вашему благу, дорогой друг, — мягко сказал психотерапевт.
— Нет! Я запрещаю! — увидев Ксению, феолец обратился к ней, чуть снизив тон: — Что происходит? Это вмешательство Ракс?
— Ракс всего лишь сообщил вашему правительству о возникшей проблеме, — сказала Ксения. — Ракс не вмешивается.
— Да никто не вмешивается... — пробормотал Матиас вполголоса.
— Зачем вы вызвали врача?
— Мы сообщили о проблеме, — повторила Ксения. — Все дальнейшие действия являются культурным и социальным взаимодействием цивилизации Феол. Мы не принимаем ничью сторону.
Двести шесть — пять затравленно огляделся. Видимо, то, что все держались в стороне, придало ему смелости. Он набычился и потряс в воздухе кулаком.
— Выбор симбионта — личный выбор, доктор! Ни один наш закон не требует от меня принять... чужака. Вас исключат из гильдии врачей, чоремба аноремекедзва мазану мата ту немакуми мата ту[2]!
— Я не требую от вас принять чужого симбионта, — укоризненно сказал Триста тридцать. — Как вы могли заподозрить меня в подобной низости, уважаемый мачеречедзи вехаша[3]!
Он открыл стоящий на полу кофр и осторожно достал оттуда цилиндрический прозрачный контейнер. Поставил на стол. Внутри контейнера, в лужице тёмной жидкости, шевелилось что-то маленькое, червеобразное.
— Нет! — выкрикнул Двести шесть — пять.
— Это дарственный сегмент вашего собственного симбионта.
— Нет! Нет, не моего!
— Вашей копии в нашей реальности, — согласился Триста тридцать. — Но вы идентичны. Когда вы узнали о вашей проблеме, то немедленно согласились поделиться симбионтом. Это Толла. Толла-нуб. Ваш симбионт. И он не может существовать отдельно. Еще час, другой — и он умрёт. Он устал, голоден и напуган. Ему нужны вы, а вам нужен он.
Двести шесть — пять замотал головой так энергично, что если бы в ней был несчастный Толла, он бы вылетел прочь.
— Нет! Я узнал правду! Это манипуляции Ракс! Мы не обязаны жить с симбионтами! Без них мы свободны! Мы сами по себе!
— Классическое ассоциативное расстройство личности, — сочувственно произнёс Триста тридцать.
— Я расскажу вам правду! — Двести шесть — пять оскалился. — Ракс манипулируют реальностями, они заставили нас принять симбионтов, сдерживая нашу свободную волю! Потому что иначе мы... мы...
— Продолжайте... — кивнул Триста тридцать.
— Мы выше всех! Мы уничтожили бы чужие формы жизни!
Триста тридцать посмотрел на Ксению, кивнул:
