Впрочем, благодаря русской неспешности, Валентин подружился с Матиасом — тот тоже решил стать космонавтом лишь в пятнадцать лет и выбор русского училища был для него последним шансом на достойное образование.
Но сейчас, разговаривая с «откатившейся» к одиннадцатилетнему возрасту Лючией, он впервые подумал, что в американском подходе тоже есть какой-никакой смысл. Вот как бы он сам себя вёл, внезапно очнувшись во взрослом теле, в глубоком космосе, в окружении незнакомых людей — и с разумом одиннадцатилетнего пацана? Да разревелся бы, без всяких сомнений.
А вот Лючия, после короткой паники, вызванной, похоже, в первую очередь тем, что она пришла в себя голой, на удивление быстро собралась. И после того, как Мегер помогла ей одеться и напоила какао, вела себя достойно. Сидела на кушетке, держа в руках кружку, и очень старательно отвечала на вопросы.
— Были гонки на картах. Я очень хотела победить, — рассказывала она. — Алекс был первым, но я думала, что стану второй.
— Ты пришла третьей, — пробормотала Мегер. — Очень достойно для девочки, которая не специализируется как пилот.
— То есть я не разбилась? — уточнила Лючия.
— Нет. Взяла третье место. Хорошо училась... хотя мне кажется, что твои кулинарные навыки не соответствуют высокой оценке... — Мегер хмыкнула. — Мы опоздали на «Техас», где должны были пройти практику. Вместо этого попали на «Твен», к командиру Горчакову.
Лючия с интересом посмотрела на Валентина. Потупила глаза. Потом спросила:
— А я кто?
— Специалист по системам жизнеобеспечения, — с ноткой удивления произнесла Мегер.
— Я хотела перевестись на инженера двигательных систем, — вздохнула Лючия. — На третьем курсе...
— Видимо, ты передумала, — сказала Мегер терпеливо. — Или не прошла экзамен. А чем тебе не нравится специалист жизнеобеспечения?
— Я пошла на этот курс, потому что у меня высокий балл за внешность, — откровенно сказала Лючия. — На другие курсы не проходила. Но специалисты по жизнеобеспечению... мама говорит, что туда идут девушки вольного поведения. Мама говорит, это место для baldracca[4]. Тётушка Бьянка с ней спорила, это была её профессия в молодости...
Валентин даже поперхнулся. Ничего особо грубого сказано не было, но в сочетании с невинным детским выражением лица Лючии и её более чем сексапильной внешностью... В общем, прозвучало странно.
— И вовсе не обязательно, — сказала Мегер. — Психологический климат в экипаже вовсе не обязательно поддерживать таким путём! В любом случае, ты выбрала именно эту профессию.
— Но ведь я теперь всё забыла? — с надеждой произнесла Лючия. — Можно мне чему-то другому научиться?
— Я подумаю над этим, — решила Мегер. — Сейчас я отведу тебя в каюту, отдохнуть и ознакомиться с событиями нашего полёта. Думаю, Марк подготовит краткий и точный пересказ событий.
— Марк наш искин? — спросила Лючия и захлопала ресницами. — Кажется, я помню, что искина зовут Марк!
— Вот видишь, детка, кое-что вспоминается, — сказала Мегер. — Пойдём.
— Разрешите идти, командир Горчакофф? — спросила Лючия.
Правила субординации кадеты явно учили хорошо и с первого года обучения, а вот в произношении русских фамилий путались.
— Свободны, кадет Д’Амико, — разрешил Горчаков.
Лючия поставила кружку и вместе с Мегер вышла из медотсека.
— Блин, ну и дела, — пробормотал Гюнтер. Покачал головой. — Scheiße[5]...
— Вынужден согласиться, — сказал Горчаков.
— Простите, командир. — Соколовский достал из-под столика припрятанную бутылку, допил воду из стакана и щедро налил себе польской водки. — Я старый никчёмный дурак. Я был уверен, что девочка в порядке.
— Вы сделали всё, что могли, — Валентин пожал плечами. — И Ракс сделали всё возможное. Хорошо, что Лючии не три года. Она хотя бы понимает, что находится в космосе и у неё есть какие-то базовые навыки дисциплины.
Соколовский залпом выпил, глянул на командира мгновенно покрасневшими глазами. Засопел. Гюнтер протянул ему кусок колбасы, но доктор упрямо покачал головой.
— Нет... хочу напиться... Командир, вас словно не беспокоит состояние Лючии...
— Беспокоит, — возразил Валентин. — Умеренно. Меня куда больше беспокоит состояние Мегер.
