Валерию Георгиевичу вежливо попеняли, что, дескать, не стоит быть таким любопытным и въедливым, что имея жену и детей, нужно больше думать о них, что наличие Центра в недрах Системы само по себе нонсенс, а значит - военная тайна. В общем, "вы меня понимаете..."
Вот так: государство на ладан дышит, а все продолжает темнить!
Уголовное дело заглохло само по себе. Не по причине того разговора. Просто все вокруг запахло дерьмом. И страна, и люди в этой стране учились жить заново. Например, его Танька. Из жалких процентов немецкой крови, что текла в ее ушлых жилах, она выжала невозможное: сначала уехала в Гамбург, вроде как, по гостевой визе, потом забрала детей, да там и осталась.
А кто б, не остался?! - "успокаивала" соседка.
Да, фрицы совсем с ума посходили: дали этой дуре квартиру и множество разных льгот. Живет теперь, в ус не дует, чувствует себя стопроцентной немкой - научилась считать деньги. Сортир у нее больше его квартиры, государство с детей пылинки сдувает.
Через год после отъезда Танька написала письмо, просила развода: прости, мол, Валера, но я очень хочу жить и очень устала бояться за тебя, за себя, за детей...
А этот невзрачный тип, что стращал его мертвым взглядом в кабинете у шефа, взял да и помер: выбросился из окна знаменитой высотки.
Максимейко услышал, как остановился автобус и сразу открыл глаза. В древнем "Икарусе" работали только одни двери. Это слегка облегчало задачу, ведь нужно было зафиксировать всех.
Пассажиры делились по признакам пола и разбегались по придорожным кустам. Последним вышел мужчина с длинной седой бородой. Именно мужчина, а не старик, разведчика не обманешь. Был он одет в ослепительно белый комбинезон, в руке держал небольшой чемоданчик.
Стало быть, прибыли, собираемся выходить, - насторожился Максимейко. - Ничего себе, остановка по требованию. Ну что же, добро пожаловать! - он почему-то решил, что это и есть стрелок, хозяин бесхозного карабина.
Автобус скрылся из виду. Старик проводил его быстрым взглядом и двинулся в обратную сторону. Он шел, опустив голову, слегка загребая левой ногой. Поравнявшись с пригорком, на котором сидел полковник, негромко сказал:
- Там, на посту, я видел вашу машину и сразу же понял, что вы где-то здесь. Выходите, Валерий Георгиевич, вам нечего меня опасаться: эта работа оплачена мной, я и есть настоящий заказчик.
Максимейко решил, что молчать и таиться бессмысленно.
- Если даже и так, это ничего не меняет, - ответил он столь же спокойно и равнодушно. - Я буду иметь дело только с одним человеком, и это оговорено условиями контракта. Шагай от греха, прохожий. Самозванцев в России не любят, могут накостылять.
- У меня на руках ваша расписка и второй экземпляр контракта.
- Засунь их себе в задницу.
Прохожий заметно занервничал:
- Но послушайте, обстоятельства изменились: тот, кто беседовал с вами в Москве, уже неделя, как мертв.
- Это ничего не меняет, - упрямо повторил Максимейко.
Переговоры все больше заходили в тупик.
- Ладно, - сплюнул старик, - в моем чемодане, остатки твоего гонорара. Слышь, буквоед? - хватай и п...дуй отсюда, без сопливых управимся. И оставь в покое мой карабин. Ему сегодня предстоит поработать.
Полковник решил, что такой поворот дела его тоже не очень устраивает: стоило наживать горб, чтобы сойти с середины дистанции?
- Хрен с тобой! Поднимайся сюда, знакомиться будем. Только учти: убивать тебя мне не резон. Бить тоже не стану, так... слегка попинаю, если сильно попросишь или, вдруг, убедительно не докажешь, что ты - это ты, а не кто-то другой. Да одежду попроще надень - здесь слишком пыльно.
Прохожий согласно кивнул, скинул белоснежный комбинезон и вывернул наизнанку. В руках у него оказался легкий добротный комок с раскраской под жухлый осенний лист.
М-да, - Максимейко присвистнул, - чтоб попинать такого без ущерба для собственного здоровья, нужно еще две недели не пить! А еще маскируется под дедулю. Да на нем лошадь в цирке возить! Ишь, как ногами сучит - чисто племенной жеребец!
