Весь следующий день майор Булавин думал о Гаевом. Кто же он все-таки: тайный агент или замкнувшийся в себе несчастный человек, потерявший семью?
Капитан Варгин, конечно, может оказаться правым — сведения об одних только паровозах депо Воеводино, доставляющих грузы к фронту, очень важны для гитлеровской военной разведки. Но как Гаевой передает их своему резиденту? С помощью радио? Едва ли. По данным радиоразведки, за последнее время в районе Воеводино и его окрестностей не было засечено ни одной подозрительной радиопередачи. Здесь вообще не работало ни одной рации, кроме тех, что находились в воинских частях.
По наведенным Булавиным справкам, Гаевой и по почте не вел никакой переписки. Не поступало писем и на его имя. Возможность сообщения через связных тоже была исключена — оперативные работники Булавина ни на секунду не упускали его из поля своего зрения. А это было нетрудно, так как, кроме конторы паровозного депо, он никуда не ходил. Не посещал никто и домик старушки, у которой он снимал квартиру. Да и сама старушка, по заверению капитана Варгина, была вполне благонадежной. Оказалась она к тому же теткой Семена Алешина.
Конечно, Гаевой мог придумать какой-нибудь более хитроумный вид связи со своим резидентом или непосредственно с самим управлением разведки и контрразведки при главном штабе германских вооруженных сил. Но может ведь оказаться, что Гаевой и не шпион вовсе…
Раздумывая над этим, майор Булавин тяжело прохаживался по скрипучим половицам своего кабинета.
А в это время его помощник капитан Варгин вел беседу с Семеном Алешиным.
— Так ты говоришь, что тетушка твоя хорошего мнения о своем квартиранте? — спрашивал он Семена, прогуливаясь с ним в скверике возле железнодорожного клуба.
— Самого наилучшего, — почему-то смущенно проговорил Алешин. — Любезнейшим человеком его считает. Он ей все время разные мелкие услуги оказывает: то дров наколет, то воды принесет. А вчера я узнал, что он даже письма за тетю Машу пишет сестре ее, Глафире Марковне Добряковой — другой моей тетке, проживающей в нашем областном центре. Тетя Маша рада, конечно, что такой добровольный писец нашелся. Она ведь уже старуха, и зрение у нее неважное, а переписываться большая любительница.
— Так-так, — задумчиво проговорил Варгин, комкая потухшую папиросу. — А ты не поинтересовался, Сеня, диктует она ему или он сам ей письма сочиняет?
— Поинтересовался, — ответил Алешин. — Тетя говорит, что она лишь сообщает ему, о чем хотела бы написать, а Аркадий Илларионович, будучи почти своим человеком в ее доме, пишет остальное уже по своему усмотрению и это будто бы получается у него куда «душевнее», чем у нее самой.
— А сам он переписывается с кем-нибудь? — снова поинтересовался Варгин.
— Тетя Маша уверяет, что ни с кем: вся семья его погибла ведь.
— А другая твоя тетя тоже, значит, старушка?
— Еще постарше тети Маши! Но живет она не одна. В доме ее полно разных внучек, племянниц и прочих родичей. Я даже не знаю всех как следует.
— А ты случайно не знаешь, когда тетя Маша Глафире Марковне последнее письмо послала?
— Как раз об этом сегодня разговор зашел, — обрадованно сообщил Семен. — Оказывается, вчера только тетя Маша с Аркадием Илларионовичем какое-то очень чувствительное послание ей сочинили.
Узнав адрес тети Глаши и поблагодарив Алешина, Варгин поспешил к майору Булавину.
Евгений Андреевич писал в это время письмо жене на Северо-Кавказский фронт.
— Есть что-нибудь новенькое? — с надеждой спросил он капитана.
— Да, кое-что удалось узнать, — проговорил Варгин, торопливо снимая шинель и вешая ее на крючок в нише возле дверей.
Булавин заложил недописанное письмо в книгу и спрятал ее в письменный стол.
— Присаживайтесь, Виктор Ильич, — сказал он капитану, подавая стул.
Варгин присел к столу и, облокотись на край его, возбужденно стал рассказывать Булавину все, что услышал от Алешина.
— Нет сомнений, товарищ майор, — убежденно заключил он, — Гаевой ухитряется каким-то образом использовать переписку теток Алешина для шпионских донесений своему резиденту, обосновавшемуся, видимо, где-то у нас в областном центре.
