Штрэлер видит преимущество противника в другом — в искусстве скрытно сосредоточивать действительно многократное превосходство на направлениях главного удара.
Погруженный в эти невеселые размышления, полковник не замечает, как входит к нему командир дивизии генерал Ганштейн. Скрестив руки на груди, он стоит некоторое время за его спиной, не произнося ни слова. Разостланная на столе Штрэлера карта с обстановкой переднего края обороны дивизии вот уже который день не дает и ему покоя.
— Что, полковник, прикидываете, с какой стороны можно ждать от русских сюрприза? — произносит он наконец.
Штрэлер испуганно оборачивается. Поспешно встает, оправляя китель.
— Есть ведь над чем призадуматься, господин генерал.
Ганштейн садится напротив и озабоченно склоняется над картой. Энергично проводит пальцем по извилистой линии реки.
— Полагаете, что они уже готовятся к форсированию?
— Вне всяких сомнений, господин генерал. Вопрос в другом — где? Естественнее было бы предположить, что там, где легче, но, зная русских, я не решился бы ответить на это так примитивно.
— Вы были, кажется, в районе Днепра?
— Да, господин генерал, и потому имею представление, как они умеют это делать. Мы почти не сомневались тогда, что русские воспользуются нашими хорошо оборудованными переправами, и обеспечили их прикрытие плотным артиллерийским огнем. Замысел наш, однако, без особого труда был разгадан — русские пользовались этими переправами лишь для демонстрации ложных действий. Когда же нам удавалось обнаружить подлинные пункты их переправ, они сразу же переносили их на другие участки реки, а на прежних продолжали создавать впечатление, что переправляют свои части: спускали на воду лодки, имитировали подвоз переправочных средств и воинских подразделений. Был даже такой случай: в районе Перевалочной они сделали вид, что наводят переправу, воспользовавшись эстакадами недостроенного нами моста. Догадаться об этом было нелегко, так как все вокруг прикрывалось плотной дымовой завесой. И мы в течение двух недель аккуратно бомбили эти ложные переправы. А рядом, буквально в километре, находился настоящий их мост, замаскированный под разрушенный. Через него они и перебрасывали по ночам свои войска.
Генерал Ганштейн воевал только на севере. Там фронт был стабильнее. А на юге в последнее время приходилось, главным образом, отступать. Все это, по твердому убеждению Ганштейна, не могло не сказаться на психике генералов и офицеров групп армий «Центр» и «Юг». Явно травмированным кажется ему и Штрэлер. Осторожность его, однако, не повредит делу. Когда находишься в обороне против превосходящих сил противника, приходится быть осторожным.
— Если я правильно понял вас, полковник, вы полагаете, что лучше переоценить противника, чем недооценить его? Хотя в этом есть и своя отрицательная сторона, я готов разделить с вами эту точку зрения. Вы, значит, не сомневаетесь, что русские непременно форсируют Гремучую в самом неожиданном для нас месте?
— Вне всяких сомнений! Это даст им возможность прорвать фронт нашей дивизии и выйти в тыл частям третьей танковой армии «Центр».
— Ну, хорошо, допустим, что они действительно перебросят свои войска через Гремучую. Но ведь это, надо полагать, будет пехота. А пехоте мы сможем противостоять, даже если командующий не даст мне подкрепления.
Полковник Штрэлер тяжело вздыхает:
— В том-то и дело, господин генерал, что они постараются форсировать Гремучую танковыми частями.
— Сразу же? Не ожидая, когда их пехота захватит на нашем берегу хоть какой-нибудь плацдарм?
— Да, господин генерал.
— Ну, знаете ли, полковник, это уж что-то из области мистики. Вы ведь неплохой специалист по военно-инженерному делу, и не мне вам объяснять, что река Гремучая менее всего пригодна для форсирования ее танками с ходу.
Генерал склоняется над картой и медленно ведет пальцем по изгибам реки Гремучей.
— Видите, какие тут берега? Почти на всем участке обороны нашей дивизии они пойменные. И поймы эти болотистые. Нужно строить подходы к мостам, гатить болота. А где брать материал? Лес только вот тут, в нижнем течении, уже за пределами обороны нашей дивизии. О деревянных мостах тут вообще, не может быть и речи. Вся надежда, следовательно, на табельные переправочные средства. Наверное, это должны быть тяжелые понтонные парки.
