– Отлично. Делай, как знаешь. Только, – предупреждает она, – богом клянусь, если ты просто подойдешь к ней и просто-напросто вручишь кольцо, я тебе член не отрежу, я отрежу только одно яичко. И ты навсегда станешь прозываться Однояйцовым Картером.
Некоторое время мы пристально смотрим в глаза друг другу, и с каждой секундой ее глаза щурятся все больше и больше.
– Ты ничего не придумал? Или придумал? – наконец спрашивает Лиз.
Надо бы посоветовать ей держаться подальше от ножей.
– Хм, не совсем. То есть я понимаю, что ты хочешь сказать. Просто я еще не все продумал до конца, – признаюсь я.
– Что ж, я б тебе помогла, только мне типа хочется тебе прямо по физии кулаком врезать. Исполняй задуманное сам – и как хочешь, – говорит она и швыряет на стойку полотенце, которым вытирала тарелки. – Я сейчас же извещу остальных, что план отвергнут. А ведь это был бы единственный раз, когда б я с удовольствием пощеголяла в тишотке по выбору Дрю.
Меня стыд разбирает оттого, что Лиз такую пропасть времени потратила, помогая мне придумать для Клэр нечто потрясающее. Мы же тогда оба пришли к согласию: будет потрясно, если все наши друзья увидят, как делается предложение, и Дрю, разумеется, хотелось, чтоб все оделись в одинаковые тишотки, которые Клэр увидела бы сразу после того, как я попросил ее стать моей женой. Тишотки, по правде, были суперские, они – то единственное, о чем я буду сожалеть, только все равно я знаю, мое решение верное.
– Так, значит, и Гэвина тоже не будет? – спрашивает Лиз, привалившись бедром к стойке.
– Нет, Гэвина не будет. Как ни миленько было бы для него оказаться тем, кто даст Клэр кольцо, мне нужно сделать это самому, – объясняю я. – В день, когда я ее встретил, нас было только двое, и я хочу, чтоб мы были только вдвоем, когда я попрошу ее прожить со мной всю оставшуюся жизнь.
Лиз делает долгий-долгий выдох и наконец соглашается:
– Хорошо, я усекла. Твое яйцо спасено от моего гнева. Только, чтоб ты знал, я тебе это припомню, – обещает она, хлопая меня по спине.
– На меньшее я и не рассчитывал. Только мне от тебя еще одно небольшое одолжение нужно.
– Что на сей раз? Моего первенца, пинту крови, одну из конечностей? Ведь я уже стольким пожертвовала! – восклицает она в притворном ужасе.
– А‑а, кончай из себя театральную королеву корчить. Я тебе уже говорил, как ценю твою помощь, так что, давай без пыли. Мне только нужно, чтоб ты на часок увела Клэр из кондитерской. Сможешь?
– Без проблем. Меня сейчас как раз кандидоз сильно мучает… это от слишком бурного секса в горячей ванне. Я спрошу Клэр, не проедется ли она со мной до аптеки, чтоб помочь выбрать правильную мазь от МОЛОЧНИЦЫ ВЛАГАЛИЩА, – говорит она, напирая на словосочетание, от которого у меня мороз по коже.
– Лиз, слишком много сведений, – морщусь я.
– Так это на самом деле смахивает на молочные пенки. Я на этой херне могу тесто для буханки хлеба замесить.
– ФУ, БОЖЕ МОЙ! Кончай. Меня сейчас стошнит.
Лиз смеется, обходя стойку и направляясь переговорить с Клэр. На ходу оборачивается и кричит мне:
– Расплата – это гадость. А КАНДИДОЗА зуд на самом деле в сладость. – И опять хохочет.
Я стараюсь выбросить из головы последние минуты разговора и приняться за работу, чтоб получилось так, как мне хочется. Немного позже Клэр просовывает голову в дверь кухни, чтоб сказать мне, что сбегает с Лиз в магазинчик. Не могу удержаться, чтоб слегка не рассмеяться, когда она шепчет: «У нее выделения. Требуется моя помощь. Это… выделения. Я скоро вернусь».
Как только она исчезает из виду, просовывает голову Лиз, чтоб бабахнуть по мне на прощание:
– Скажи: «бактериальный вагиноз – это вкуснотища». СКАЖИ ЭТО!
* * *
Честно говоря, не припомню, чтоб я когда так волновался. Я б улучил минутку да сбегал в туалет вытошнить содержимое желудка, но как раз услышал звон колокольчика над дверью и понял, что Клэр вернулась.
Занимаю свое место у кухонного островка и жду.
Через несколько мгновений Клэр входит в дверь и замирает в замешательстве перед открывшейся ей картиной.
– Э‑э, зачем это по всей стойке расставлены красные стаканчики? – спрашивает она.
