Струна под пальцами Автонои звенит неприятным звуком. Улыбка Пенелопы тонка, как нож, который она скрывает в складках хитона, припрятав на спине. Кенамон открывает рот, и я чуть было не теряю к нему интерес: просто еще один жених, сейчас последует очередная ода ее белым персям и его львиной силе, бычьей удали и так далее.
Но он говорит:
– Госпожа, ты ищешь мужа?
Пальцы Автонои замирают на лире. Даже Эос отвлекается от кудели. Ни одна из них не упомнит, чтобы такой вопрос был задан хоть кем-то из десятков – сотен – мужчин, что проходили в эту дверь. Он такой странный, что Пенелопе приходится повторить его, растолковать себе самой, словно она учит родной язык Кенамона или будто он произнес это неразборчиво.
– Ищу ли… я мужа? Это… очень странная мысль. Мой муж – Одиссей. Его тела не нашли. Значит, он жив. Я замужем за ним, и эта связь нерушима. Поэтому я не ищу мужа.
– Понятно. – Кенамон слегка кланяется, думая про себя, что же сказать брату, когда вернется домой. «Эти греки, – скажет он, – они все сумасшедшие, совершенно сумасшедшие».
– Однако, – продолжает она, – все важные люди говорят мне, что я ошибаюсь: за время, прошедшее с падения Трои, мой муж наверняка погиб. Так что становится неудобно, чтобы он не был мертв. Когда воевал Агамемнон, Микенами управляла моя двоюродная сестра Клитемнестра, и ее, гм, способности вызывали меньше сомнений. Но ее муж был все еще жив, и всякому, кто навредил бы ему или его жене, грозило отмщение. Несмотря на то что воины Микен задержались в пути, их возвращение не вызывало сомнений: отцов и мужей, способных держать копье и защитить город от врагов. Ты заметил, наверное, что у нас на Итаке плохо и с отцами, и с мужьями. Слава моего супруга пока что отпугивает захватчиков. Вдруг он вернется и с неудовольствием выяснит, что так называемые друзья грабили его земли в его отсутствие? Иллирийцы – варвары с севера, которые не понимают нашего уклада, – нападают иногда, но другие греки – нет. Пока нет. Имя Одиссея все еще сильно, видишь ли. Поэты упоминают его в одном ряду с Ахиллесом и Неоптолемом. Но идут месяцы, а он все не возвращается, и его сила слабеет. Страх, который внушает его имя, слабеет. Поэтому нужен кто-то новый, которого наши враги, а также наши менее последовательные друзья станут бояться. Ясно, что они не устрашатся меня: я всего лишь женщина. Мой сын Телемах не имеет войска из опытных воинов и обученных бойцов. Поэтому нужен муж, хотя выйти замуж мне не представляется возможным. Ты получил ответ на свой вопрос?
«Совершенно, совершенно сумасшедшие, – скажет он брату. – Может, это море так влияет на разум, его головокружительно далекий горизонт». Но надо, по крайней мере, попытаться, хоть несколько месяцев, чтобы было ясно: он старался насколько возможно. А потому:
– Говорят, твой муж был мудрым. Разве он не понял бы, что тебе необходимо выйти замуж снова, чтобы защитить царство, защитить сына?
– Так говорят, да? Действительно, тот, кто хочет занять его место, должен быть великим человеком.
Кенамон обдумывает ответ. Пенелопа не возражает. Ей не так часто приходилось слушать молчание мужчины, и она готова насладиться этим новым ощущением сполна. Наконец он произносит:
– Мой брат торгует серебром и янтарем с севера. Он ведет дела в том числе и с торговцами, заходящими в твои гавани, которые держат в своих руках северные морские пути. Он очень самодовольный и глупый человек, но у меня восемь братьев, а дома мне… не очень везло. Так что мне посоветовали сказать тебе, что, если ты выйдешь за меня замуж, то корабли с юга больше не будут торговать с другими и любой грек, который захочет золота, меди, пшеницы с Нила или благовоний с Востока, будет вынужден припасть к твоим ногам. Мне также посоветовали сказать и о том, что я неплохой воин – я действительно воевал, – и одновременно не сравнивать себя с твоим славным утраченным супругом и не порочить его подвигов.
Автоноя сидит с открытым ртом. Даже Эос покраснела от удивления. Пенелопа делает то, что обычно, когда боится, чтобы ее лицо не приняло нецарственного выражения: набожно смотрит в небо. Это уловка, которой она научилась у матери Одиссея, Антиклеи, давшей своей невестке много советов, в том числе такой, как спрятать свое истинное лицо за красивой молитвой или чашей вина. Но Кенамон переступает с ноги на ногу и спрашивает:
