Постепенно вся округа связалась с бездельниками. Даже те мужики, кому побережники в долю не шли, все равно продавали через них урожай или покупали дрова. Богатеть стали. И бездельники довольны были. Дурили они крестьян, конечно же, да только непонятно, в чем. Отец не раз по пьяному делу грозился, что разберется, где обман, уж тогда Рику и всему его народу несдобровать.
Но посолиднели мужики. Уже напивались не самодельной бузой, а привозными винами да чистым пивом, мясо каждый день ели. Отец подыскивал Квирасу и другим сыновьям невест из хороших семей.
Тут-то побережники и показали свою подлость: удрали. Ладно бы, одни бездельники, а то весь народ сразу ушел из империи, да не догонишь их, чтобы отомстить. Отец и другие мужики сперва хорохорились, что сами управятся. Хлеб-то уродил, потому как с севом побережники помочь успели. Но нанять достаточно батраков отец не сумел, а каких нашел — не те оказались, что присылал Рик, а наоборот, ленивые да прожорливые. Уж сколько отец раздал пинков да затрещин, уж самим Ясеням пришлось браться за серпы, Квирасу тоже. Все равно часть хлеба осыпалась.
А там вовсе беда — как урожай продать? Повезли, было, городским купцам, каким до бездельников возили. Однако — тот купец разорился, тот помер, у того амбары уже забиты зерном. Императорские скупщики давали плохую цену, еще и норовили расплатиться не серебром, а свитком. Подходили другие скупщики — с востока, с самой границы Лесного Края. Вот где зерно было в цене, особенно после того, как побережники удрали, ведь они привозили немалую часть хлеба. Прикинули мужики на пальцах, сколько заработают с той ценой, что предлагают скупщики, и поняли, что при побережниках больше было, хоть приходилось отдавать долю.
Первым решился Гужап Волчонок — нагрузил зерном три воза, да отправился на восток. Вернулся вовремя, но пешком. Без возов, без денег, весь избитый. Ограбили, да не мужики из соседнего удела, как раньше бывало, а не поймешь кто, потому как даже лица у разбойников были закрыты тряпками, лишь для глаз дырки. А вот трогать побережников разбойники не решались — не то мести боялись, не то колдовства, не то еще какой подлости.
На стражников не надейся — Гужап из этого удела, а ограбили в том. Так что не один месяц ушел, пока разъяснилось, кому ловить разбойников, тамошней страже или здешней.
По чьей-то подсказке решили мужики отправляться к Лесному Краю все вместе. Только не могли договориться про охрану — если ее нанимать, то сколько? И по скольку платить? Одни хотели, чтобы кто больше везет, тот больше выплачивал, другие — у кого много зерна, — предлагали всем поровну скинуться. А третьи, отец меж них, вообще не хотели нанимать охрану со стороны, считали, что на большой обоз, где много крепких мужиков, разбойники нападать побоятся. Тем боле, что охрана подорожала, как ушли побережники — ведь были меж них и бойцы-наемники, которые как раз подряжались сопровождать обозы. Чем только не занимался подлый народ, лишь бы не честным трудом на земле. Где им, жидковаты для работы. Говорят, бывают они и огородниками, да не верится.
Вот судили-думали мужики, уж совсем почти решились в большой обоз собираться, пока мыши в амбарах не расплодились, но тут Селезни сызнова отличились — Гвалут прибился к южанскому купеческому обозу и отвез урожай аж в глубь Лесного Края, где за него немалые деньги выручил. А на обратный путь нагрузил возы углем, в соседнем уделе продал и его. Чистый купец, а не честный хлебороб.
Собрались уже мужики громить Селезней — за то, что с побережниками спутались первыми, да за то, что над обществом выделяются. Но Селезни хутор распродали и к городу перебрались — Гвалут успел купить дом у того самого бездельника, с которого все началось. Могли мужики с разгону все ж разгромить хутор, да прознали, что купил его дворянин — под угодья себе.
Уж так все на Селезней злились, что с обозом задержка вышла — каждый разведывал, нельзя ли и ему к каким-нибудь южанам пристать.
Тут вдруг пришел императорский указ, чтобы ездить Империей можно было только с подорожными. Пришлось к тем скупщикам-лесовикам идти. Они, правда, согласились цену зерну поднять, но с условием, что в купчей еще большая цена будет указана. Вроде как чтобы подороже продать, ведь, когда торговец причитает: «Я так и своих денег не верну!» — то кто же верит? А тут свиток с подписями, какое-никакое, а доказательство. Отец, пожав плечами, согласился, другие тоже.
