— Отполировать надо, чтобы не ржавел.
— И салом протирать, — кивнул кузнец.
— И много ты таких мечей выковал?
— Один.
— Только этот, то есть. Стало быть, мечей у тебя не заказывают?
Кузнец ответил не сразу и неопределенно, чтобы не соврать, зато очень для себя длинно:
— Тут все жадные. Они не хотят мечи в три слоя. Хотят целиком из черной стали.
А десятник, видимо, решил не уточнять, много ли кузнец черных клинков выковал, чтобы тому врать не пришлось. А если правду скажет — уже десятнику придется с обысками идти. Вместо этого другое спросил:
— Так ты и целиком из черной стали можешь меч выковать?
Кузнец с достоинством кивнул.
— И много можешь мечей выковать?
Кузнец очень красноречиво пожал плечами, мол: где-то и один меч много, где-то и тысячи мало. Кроме того, за всю жизнь можно много клинков наковать, а до сегодняшнего заката и одного не успеешь, а это — мало, с какой стороны не смотри.
— Вот за год, сколько можешь выковать? — уточнил десятник.
— С руды — полста.
— А не с руды?
— Со слитка — сто.
Десятник почесал бороду, что-то прикидывая. Сказал кузнецу:
— Ты не уходи пока, разговор есть. За пиво я плачу.
Кузнец согласно кивнул, отошел в сторонку.
Десятник повернулся к следующему долиннику, который принес старый боевой клевец.
Рес заглянул, что там в телеге — почти полная, но это не значит, что здешние долинники действительно разоружаются. В основном оружие было щербатое и гнутое, иногда — ржавое. И простые луки, и пики с наконечниками из гвоздей, дубины — свежевыстроганные и совсем старые, треснувшие. Кое-что могло разжечь любопытство у знатоков древностей и редкостей — листовидные бронзовые мечи, двулезвийные круглые топоры, невесть как занесенный в Алмазное княжество гарпун китобоя со Снежных островов. Обычные крестьянские вилы, косы, топоры лесорубов тоже в телеге лежали — не новые, естественно. Скребок для чистки рыбы был — вот уж что можно считать оружием только с огромной натяжкой.
Однако разглядел Рес в куче и два тесака во вполне еще новых кожаных ножнах. Вытащил, осмотрел — хорошая сталь, клинки ни разу не переточенные. Такие в ходу у побережников. Рес удивился, спросил у стоявшего рядом долинника:
— Кто это так расщедрился? Старейшина, небось? Хорошие ведь клинки!
— Почему — расщедрился? — едва не возмутился тот. — Сказано оружие сдавать, мы и сдаем все, что есть. У меня только лук нашелся и пика… ну, дубину выстрогал — откуда мне знать, зачем оружие понадобилось? А тесаки побережники принесли. У старого причала семья их живет, из империи беглые. В смуту отсюда бежали, теперь сюда.
— Всего одна семья?
— Одна, хотя еще своих ждали, да не дождались — их обозы, слава богам, южнее пошли, через Путь Костей.
— Почему — слава богам, тесноты боитесь?
— Тесноты не боимся, тем более, что побережники много земли и не просят. Эти сапожничают, огородничают, рыбу в Самоцветной ловят на продажу. Да только мнят о себе много они. А сами своего не берегут, потому как земли своей нету у них. Хотя и до чужого не жадные.
— То есть — не мешают?
— Ну… эти не мешают, да зачем нам тут чужаки, если мы и языка их не знаем? Гнать, конечно, не станем, сами приблудные, а все лучше, чтобы все свои вокруг.
Хорошо, хоть гнать не станут.
— Им и опасно здесь, — продолжал долинник задумчиво. — В Сухой Роще тоже их семья задержалась — дите приболело. Уже все обозы их прошли, когда заявился какой-то предгорник из империи, да начал мужиков подговаривать, чтобы побережников убили и награду за это получили с Императора. Мужики его едва прямо на месте не пришибли, да одумались — скрутили и страже сдали. Но это повезло побережникам, а если бы тот лесовик поумнее был, лихих людей нашел?
— Повезло, — сказала Леск ровным голосом.
— А как сапожничают? — спросил Рес, ему очень хотелось увидеть соплеменников. — Мне бы прошиву в сапогах поменять.
— Поменяют. Сапожничают-то хорошо, у них глаз цепкий от природы и пальцы чуткие, потому к ремеслу склонность.
— И как проехать?
— А вверх по Самоцветной, вдоль меж. Их мазанку издалека видно, там еще старые яблони.
Чтобы не петлять вместе с рекой, Рес и Леск сократили путь через вершину небольшого холма. И там встретили лунников — дворянина-мужика, что железный кувшин за оружие выдавал, и второго, помоложе, судя по внешности — сына первому. Они рыли яму.
