Рес вспомнил: после смуты нижняя долина Самоцветной опустела, сюда переселились несколько родов народа долин из Лунного княжества. Построились, распахали землю, даже немного воевали на стороне мятежников. До конца смуты жили под управлением собственных старейшин, потом новая власть, естественно, захотела, чтобы долина осталась частью Алмазного княжества. Старейшины долинников согласились при условии, что их признают дворянами. В Лунном княжестве простому человеку почти невозможно получить дворянство, недостижимая мечта это, но в Алмазном, хоть оно и соседнее, половина всех жителей могли бы щегольнуть знатным происхождением, уж так сложилось. Потому новый князь согласился на условия старейшин с легким сердцем, да еще и понял неправильно, признал дворянами вообще всех долинников. Подумаешь, на тридцать тысяч дворян больше. Все равно в Алмазном княжестве это никаких привилегий не дает, только обязанность служить в гвардии. А вояки из лунников хорошие, оружие у них свое, так что пусть себе гордятся знатностью, заодно землю возделывают и границу охраняют.
Стало понятно, с чего это Император потребовал у Алмазного князя «приграничные войска отвести или разоружить» — обычное войско проще и безопаснее отвести, чем разоружить, но как долинников отводить, если они тут живут с семьями и хозяйством? Если им сеять скоро?
А сотник ругался с мужиком, который притащил помятый железный горшок:
— Ты чего это припер?!
— Вы это, полегче, я дворянин, между прочим. Двадцать лет уже в дворянстве, так-то!
— О, демоны вечной бездны! Хорошо, ваша милость, с какой дури вы соизволили припереть дырявый горшок?
— Да не дырявый он! Помятый только слегка.
— Да хоть бы и вовсе ровный, как ты… вы им воевать собрались?!
— А с чего бы это мы надумали горшками воевать-то?!
— Да оружие надо нести было!
— Оружие?! А чего было толком не сказать, чего нести надо?! Мы-то на выселках откуда знаем?! Вижу, Тигат, сосед мой, секирки парные понес, потом Гур пику свою старую — я и подумал, что железо собирают. Думал, хорошо, что горшок несу, в нем железа поболе, чем в пике. А так бы я дубину выстрогал.
— Выстрогал?!
— А чем дубина не оружие?
— Так… Указ был — разоружить! То оружие, что есть принести обязаны, а не новое строгать!
Долинник уронил кувшин, разинул рот и вытаращил глаза. Потом жалостливо затянул в том смысле, из оружия у него только железные вилы, нужные для навоза, косы, чтобы траву скотине заготавливать, ножи, без которых хозяйка не сможет стряпать, и еще топор — вовсе вещь в хозяйстве необходимая.
— А серпа у тебя нет? — удивился стоявший рядом стражник.
— Ну… есть, но как же я без серпа-то?
Десятник вздохнул и отпустил мужика-дворянина взмахом руки.
Подошел следующий долинник, с виду кузнец, протянул дваждыизогнутый однолезвийный меч. Не нужно разбираться в тонкостях, чтобы понять: клинок только что выкован и закален, не отполирован даже.
— Ты тоже не знал, что разоружаться надо, а не просто оружие сдавать? — качал головой десятник.
Кузнец неопределенно развел руками. Десятник недовольно тянул:
— И чего же это ты принес? Хлеб этим резать? Или лозу рубить?
Кузнец медленно покачал головой, смотрел при этом прямо в глаза десятнику. Тот вздохнул, выхватил из ножен свой меч — прямой, отполированный, с темляком из серебряной нити:
— Вот это — меч! А это… не знаю, что это, для ножа длинновато, а на меч не похоже.
Кзнец сжал зубы и молниеносно взмахнул своим неполированным клинком — и половинка меча десятника с обреченным стуком хлопнулась на траву. Десятник оторопел. Долго смотрел на обломок своего меча, перевел взгляд на кузнеца:
— У меня же восточная сталь… была. Из чего твой… меч?
Кузнец наконец-то заговорил:
— Черная сталь.
— Разве?! — удивился Рес. Клинок кузнеца обычный был, серый, совсем не знаменитую черную сталь не похож.
— Внутри, — пояснил кузнец. Рес вспомнил: черная сталь очень дорогая, потому ее иногда соединяли с обычной, приваривали с двух сторон по пластине. Или же делали меч-лодку, когда снаружи хорошая сталь, а внутри, за основу — обычная. Но здесь она внутрь заварена.
— И как я теперь без меча? — жаловался десятник. Кузнец молча протянул ему свой, только что выкованный. Десятник несколько неуверенно взял, взмахнул, проверяя развесовку, посмотрел вдоль лезвия. Явно остался доволен, даже решил:
