— Но ведь пришлось бы противостоять обученным воинам!
— А чего? Мы тоже с детства самого палками машем, из луков стреляем.
— С палками против мечей?
— А чего? Можно и палкой от меча отбиться. Хотя, конечно, у нас не палки были. Тесак, так у каждого побережника найдется, а у кого и меч. Луки у многих есть. У меня вот.
На самом деле Рес до исхода побережников из империи так и не разжился луком. Однако не рассказывать же про стычку в Бурном Плесе.
— Но разве можно противостоять мечнику с тесаком?
— Это смотря у кого тесак и у кого меч. Я вот, могу с тесаком против меча.
— Так вы хороший боец, — задумчиво поднял бровь Кадьор.
— Кое-чего могу, — скромно пожал плечами Рес. В детстве и юности он средне дрался на палках — не лучше и не хуже других, зато потом, на галере, здорово поупражнялся с тесаком, так что сейчас был опытнее многих. Не случайно выходил победителем в поединках с людьми пустошей. Однако неужели Кадьор только и хотел узнать, хороший ли боец Рес? Мог бы просто спросить.
А Кадьор повернулся к Леск:
— А вы действительно владеете всеми языками?
Она усмехнулась:
— Всеми языками не владеет никто.
— Даже боги? — с непонятным каким-то намеком спросил Кадьор, помедлив. Не нарушила бы Леск обычаи здешние — кто его знает, что тут позволено, а что запрещено говорить про богов. В землях десяти племен приходится крайне осторожным быть, а если это оттуда сюда бежали опальные шаманы, то надо осторожничать вдвойне.
Леск уточнила:
— Я смертная, и не могу говорить от имени богов, только от имени людей. Человек не может знать все языки.
Кадьор покивал, похоже, его устроило, как выкрутилась Леск. И начал расспрашивать про жизнь переписчиков — где живут, по многу ли переписывают, даже что едят. Рес ждал каверзы и надеялся, что Леск тоже ждет. Вот оно, Кадьор спросил:
— А вам не приходилось переписывать сочинения, которые кого-либо оскорбляют?
— Приходилось даже такие, которые оскорбляют меня саму.
Кадьор хотел что-то сказать, но промолчал — должно быть, понял, что обидит Леск. Мол, невелика должность переписчицы, чтобы на уважаемых сочинителей обижаться. А Леск продолжила:
— Любое сочинение кого-нибудь оскорбит. А те, которые оскорбляют всех, мы не переписываем.
Кадьор еще покивал, хмыкнул, спросил:
— И какое же оскорбившее вас сочинение вам пришлось переписывать?
Леск ответила без запинки:
— «О сущности человеческой» Сугинея из рода лесных кошек, он доказывал, что только народ пустошей можно считать людьми, а все остальные — не более, чем животные.
Кадьор неодобрительно нахмурился:
— Но ведь подобное сочинение оскорбляет всех!
— Кроме имперских дворян. Многие из них покупали список с этого свитка.
— Да… действительно.
Советние еще порасспрашивал Леск о том, что ей приходилось переписывать, потом Реса про его жизнь в империи. И, наконец-то, перешел к делу:
— Мы слишком мало знаем об империи. В последнее время почти никто не нарушает древний договор, мы узнаем новости раз в несколько лет. Нам нужны свои люди в человеческих странах, в Равнинной империи — в первую очередь.
Рес развел руками:
— Из нас разведчиков не получится, не в империи уж точно. В других странах… даже не знаю.
— Но вы можете обучить разведчиков.
— Э… чему обучить?
— Правильно себя вести, не выделяться. Кроме того — сражаться, владеть языками. Все это необходимо разведчикам. А еще нам бы пригодилось ваше знание языков — у нас есть хранилище свитков, довольно большое. И очень многие сочинения нам непонятны. Мы даже не знаем, на каких языках они написаны.
— И что нам за это будет? — спросил Рес напрямую, раз уж притворяется простаком.
— Вам? Ну… вы можете жить и питаться в этом доме… и кроме того… э… пять медях в день.
— А это много? Сколько у вас стоит кружка пива?
— Пива? Э… кружка браги стоит медяшку. В медяхе пять медяшек.