Гнедой под дорогим седлом — видимо, дворянский конь — не дался, отбежал, косясь со злостью и страхом. Но два других оказались не против сменить хозяев. Ага, им не впервые — у них тавра егерские. Понятно, откуда у морских лучников кони.
— Найдите свою судьбу, — попрощался дворянин, как принято у почитателей видящих духов. И стало понятно, почему он так охотно отвечал на вопросы Реса — его вера одобряет милосердие, которое Леск проявила к раненому в руку служивому. Помогать врагам империи никакой дворянин не будет, но этот попытался уговорить их сдаться — тогда у беглецов есть хоть какая-то возможность уцелеть. Если не выяснят, что это Рес убил десятника серокафтанников, и что Леск колдунья.
Забрались в седла, тронули коней. Рес расслышал слово дворянина:
— Не нужно.
Оглянулся, увидел, что перевязанный Леск служивый поигрывает коротким метательным ножом — держит левой рукой за лезвие, покачивает, смотрит в спины беглецам задумчиво. После того, как ему жизнь спасли, еще и сомневается. Впрочем, побережники с детства учатся принимать такие вещи спокойно: «Есть круг кузнецов, есть круг мудрецов, есть даже круг бездельников, но нет круга хороших людей».
Выбрались на достаточно широкую улицу, Рес посмотрел влево, вправо. Леск решила:
— К Змейке!
— Заклинание прямой тропы?..
— Да!
Они пронеслись по улицам города, прохожие едва успевали отскакивать. Вломились в чей-то двор, пересекли огород — под копытами хрустели мелкие тыквы, — подняли пыль на стерне. А вот и прибрежные кусты, и берег достаточно пологий.
Что дальше, искать лодку? Плыть вместе с лошадьми? Бросить их? Леск, похоже, не знала.
Все решилось само собой — кони пошли прибрежной отмелью, заливая друг друга и седоков брызгами. Леск неуверенно прочитала заклинания, нарисовала в воздухе знаки. И берег словно рванулся назад, словно очень быстрое течение понесло вверх по реке. Лошади не то испуганно, не то восторженно заржали, шаг не убавили.
А подгонять их не было смысла — берега и так неслись мимо со скоростью стрел. Правый, дальний, хотя бы равномерно двигался, а левый вообще какими-то кусками мелькал. Появлялись впереди обрывы, коряги, люди с разинутыми ртами на берегу или в лодках, даже селения небольшие, и сразу исчезали. Не растворялись в воздухе, а как-то по-другому, быстро и незаметно, как волки в кустах скрываются. И отмель под копытами коней не заканчивалась, хотя на любой реке должны были встретиться препятствия — коряги те же или прибрежные омуты. Разошлась Леск, переколдовала, не вышло бы беды. Несколько раз, когда мелькали впереди селения или люди, Рес оглядывался — и действительно снова их видел, сзади. Кроме того, брызги из-под копыт уже не летели на лошадей и людей, исчезали куда-то.
Пожалуй, жители прибрежных селений Змейки теперь новых легенд напридумывают. О призрачных речных всадниках. А имперская разведка близко подойдет к догадке, как Рес и Леск сумели быстро добраться до Бурного Плеса. Переколдовала Леск, перестаралась.
Остановились, когда уже вечерело, Леск сказала:
— Заклинание прямой тропы больше не действует. Река слишком маленькая…
И действительно, Змейка здорово сузилась. Сколько же они проскакали?!
Вывели лошадей на берег, в сосновый лес. А усталость не меньше, чем после гребли, да и кони тяжело дышат, хотя всего лишь шагом шли.
Рес спрыгнул на песок, осмотрелся. На этом берегу светлый сосновый лес, на том тоже.
— Где же мы?
— Не знаю, — растерянно ответила Леск. — Надо посмотреть карту. Но, похоже, мы сильно ушли на север.
— А надо на восток!
Осмотрели лошадей, пересчитали, что есть в наличии. Котомка Реса с сухарями, копченым сыром и кое-какими нужными в дороге мелочами осталась в Бурном Плесе. Но висел под левую руку Леск чехол с луком и десятком стрел. Лук из новых — тяжелый, сборный, тетива вощеная, воды не боится, а натянута крестом, так что, когда взводишь лук, сперва тяжело идет, а потом легко, можно долго целиться, и рука не онемеет. Кроме того, к седлам были приторочены сумки — в обеих полупустые фляги с водой, по куску сыра и по две лепешки, разные мелочи — шила, бритвы, мыльная вода. Моряне народ чистоплотный. А у Реса чехол для лука пустой, зато с другой стороны приторочено свернутое одеяло.