Заснеженная степь резко и неожиданно сменилась глинистыми пустырями, каменными россыпями с торчащими там и там большими валунами и редкими клочками жухлой травы.
— Мы уже в промежутке? — спросил Рес.
Леск неуверенно покачала головой:
— Не знаю. Не могу сказать.
Да, сказать трудно. Когда Рес попадал в промежуток не с прямой тропы, а просто так, то сразу это чувствовал — менялись цвета, запахи и так далее. Но сейчас и без того на каждом шагу все меняется.
Промелькнула широкая борозда на суглинке — явно чей-то след. Легко догадаться, чей. Рес почувствовал, как вздрогнула Леск — ведь года еще не прошло, как натравленный Императором фоликс убил ее друзей-хранителей. И все равно Леск идет к Белому зеву, стало быть, действительно нельзя по-другому.
Мелькнула еще одна борозда, потом третья. Не так уж часто, если прикинуть скорость хода по тропе — мало здесь фоликсов. И все равно хочется проскочить опасные пустоши побыстрее. Темнеет, конечно, но небо чистое, можно будет идти и при свете звезд. Жаль, Тагин не знал, почему шаман Агир сошел с тропы посреди пустошей — не потому ли, что боялся идти в темноте? Хорошо бы так.
Однако не вышло проскочить пустоши быстро — скорость уменьшалась. Постепенно, почти незаметно, однако неуклонно. Когда солнце коснулось горизонта, Рес обнаружил, что они с Леск хоть и шагают, но почти не двигаются. Раз в пять медленнее обычного пешего хода.
— Сходим с тропы, — решила Леск.
Они постояли, оглядываясь. В красном свете заката пустошь выглядела особенно зловеще и безрадостно, да еще опасностью веяло. И — ни ветерка, тишина такая, что Рес отчетливо слышал, как бьется сердце Леск.
Стараясь ступать по камням, чтобы не оставлять следов, направились к ближайшей куче глыб. Нашли там что-то вроде пещерки, разостлались, устроились. Леск вызвалась стоять на страже первой, и Рес, неожиданно для себя, уснул.
После того, как жена его растолкала в полночь, сидел, слушая ее дыхание — смогла все же уснуть, не иначе — колдовством себя успокоила. Можно было вздремнуть по-охотничьи, в полглаза, но не решился. Из-за здешних тишины и безветрия — что-то было в них жутковатое, нечеловеческое. Зато расслышал очень далекий прерывистый шорох. Едва уловимый. Стало быть, не действует оберег? Или наоборот — отпугнул фоликса, тот и уползает? Во всяком случае, шорох затих, и Рес решил не будить Леск, утром ей рассказать. Так и просидел до рассвета. Впрочем, она, когда узнала, про шорох, только поежилась.
Сжевали по сладкой плитке и пошли на север. Не прямой тропой, а просто ногами.
Местность пошла в гору, и сухой суглинок под ногами сменился на неровный стеклянистый камень. Слишком звонкий и хрупкий — как ни старались Рес и Леск передвигаться тихо, все равно звук шагов получался очень громким. От фоликсов, положим, оберег защитит, но вдруг здесь не только они водятся? Хотелось разуться, чтобы ступать бесшумно, но нельзя — все ноги изрежешь. Не говоря уже, что запах крови привлечет фоликсов гораздо вернее, чем шум. Кровавый след тем более привлечет.
Потом камень сменился крошевом, которое хрустело под ногами вовсе оглушительно. Потому что других звуков не было. И запахов не было, и ветра, и небо слишком синее, и камень слишком серый.
— Мы точно не в промежутке? — шептал Рес.
— Нет. Вряд ли. Может быть, но… Не знаю я!
Леск была здорово напугана — чувствовала своим колдовским чутьем что-то, и не могла объяснить, что.
— Вроде бы недалеко осталось, — пытался Рес успокоить жену.
— Неизвестно. Агир прошел через земли фоликсов меньше, чем за один переход, но мы не знаем, далеко ли он зашел в пустоши по прямой тропе. Может быть, гораздо дальше, чем мы. Ведь тропы меняются!
Она не хотела успокаиваться.
От сухого, холодного воздуха першило в горле, но пить почему-то не хотелось — ни Рес, ни Леск так и не приложились к флягам с утра. И усталости не было до сих пор. Все же в промежутке они. Или Рес умер, просто не знает об этом…
Неожиданно донесся хруст каменного крошева. И быстрые шаги, и непрерывный звук — словно повозка едет, ритмичный стук копыт на протяжный шорох колес накладывается… неоткуда здесь повозке взяться, фоликс это, лапами перебирает и брюхом скользит.
