Объехав сопку, посмотрели издалека: один единственный войлочный шатер, не новый, но с виду добротный. И кони около него привязаны хорошие, стало быть — не бедные здесь охотники, можно их не бояться.
Первыми встретили собаки — крупные, пегие, охотничьей породы. Не лаяли, а с любопытством принюхивались, вертя хвостами. А потом и люди высыпали. Мужчина высокий и плечистый, женщина ему под стать, трое детей лет восьми-десяти — близнецы или погодки. На круглых обветренных лицах степняков — доброжелательное любопытство. Очень гостям обрадовались — завели в шатер, усадили на лучших местах, выставили на низкий столик солонину, зернистый белый сыр, холодную зайчатину, налили белого серебра — это особый степняцкий напиток из перекисшего кобыльего молока. Детям было скучно сидеть со взрослыми, и их отпустили играть наружу. Представились, степняка звали Тагин, его жену, естественно, Тагин-са, то есть «сила и жизнь Тагина». Оказалось, что хозяева — кочевые бортники, в теплое время разъезжают по степи с ульями, выбирая места, где много цветов. Последние лет двести у степняков это не менее почетное занятие, чем пасти лошадей или овец. А сейчас пчелы еще спят в ульях, и бортники занялись охотой, чтобы не скучать.
Да, небедные: в шатре вышитые коврики и подушки, столик работы мастера-столяра, на войлочной стене развешены клинки хорошей стали: «сосновая игла» и «крыло сокола». И домашняя одежда степняков — из тонкой ткани.
Не успели допить первые чашки, когда Тагин-са, гордо улыбаясь, внесла на деревянном блюде огромную вареную рыбину, распространявшую запах ароматных трав. У Реса аж слюнки потекли. Знают степняки, чем угощать побережников — жарить рыбу на углях, как надо, не приспособились, так придумали варить ее с травками, чтобы было, чем гостей порадовать.
Гостеприимство, пожалуй, сильнее всего объединяет людей степи и побережья, какой-нибудь равнинник не поймет, почему его, совершенно чужого человека, пригласили в дом и кормят самым лучшим, даже — специально для него приготовленным. Испугается и убежит. Или попытается заплатить хозяевам, тем самым их обидев. А вот Рес знает, что в оплату достаточно рассказать несколько занятных историй, и не видит в этом ничего особенного. Рассказал про южные моря — островные обычаи, коралловые рифы, морскую живность. Леск про несколько смешных случаев добавила. Не принято у степняков обсуждать важные вещи за едой.
Рес отогрелся, расслабился. Потягивал белое серебро и лениво раздумывал про обычаи разных народов. Да вот, хотя бы, в еде — тем же лунникам и лесовикам белое серебро кажется отвратительным потому, что из кобыльего молока. Тысячелетия рядом со степняками живут, и до сих пор не оценили. Лесовики на озерников косятся, что те белок едят. И слышат в ответ: «А сами-то речных крыс жрете!» Так и переругиваются соседи. Но сходятся в отвращении к любимой пище дельтовиков — крабам, ракам, креветкам. Дельтовики же готовы простить белок и водяных крыс, но не медвежатину — виданное ли дело, есть мясо хищника! У каждого народа найдется любимое блюдо, для других отвратительное. У предгорников улитки, у трехречников лягушки, у песковиков саранча и долгоносики. Равнинники очень гордятся, что их кухня никого не отпугивает, и совершенно зря — у кого-то коровы священные животные, потому запрещено есть говядину. Для других отвратительна свинина. Южным горцам верования позволяют есть что угодно, при условии, что оно взрослое, а детеныши, личинки, яйца, икра — под запретом. Был как-то случай: угостили горского посланника жареной свиньей мелкой породы, и пришлось долго доказывать, что это не поросенок. Если верить моряцким байкам, дикари-людоеды с дальнего юга, узнав, что кто-то где-то ест грибы, теряют сознание от ужаса.
Рес хотел сам пересказать эти байки, уже и рот открыл — как раз Тагин-са закончила рассказывать, как кто-то выставил на ночь сапоги из шатра, а в них заползли греться змеи. И вдруг Рес увидел самого себя со стороны — вот он сидит, уверенный такой, спокойный, щурится по-кошачьи, будто опять что-то задумал. Хочется к нему прижаться, обнять…