Серокафтанники закончили считать, один из бородачей объявил:
— Все верно, сходится, — и отпил из принесенной хозяйкой кружки.
Потом десятники перекинули серебро из кучки в кучку, чтобы поровну вышло, убрали добычу в свои кошели и взялись за тушеного с луком барашка.
Остальные облегченно загомонили, в кабаке снова стало шумно.
А Рес прислушивался к разговору серокафтанников. Те говорили негромко, только чтобы друг друга расслышать, но у людей побережья весьма тонкий слух.
Продолжался какой-то разговор:
— Чего его искать-то? — недовольно тянул один бородач. — Ну, прошел кто-то, чего ему быть побережником обязательно? Они другими путями уходят.
— А я сызнова говорю, что не спроста он со стороны болот пехом пришел, — напирал вислоусый. — И меж мужиков заговорили, что побережник отомстить могут, думаешь зазря? Не, сказал им кто-то, пригрозил. Может этот, с дырявым сапогом, первым шел, навроде разведчика, может за ним целый обоз.
— Так и что? Пусть идут, нам же прибыль, — усмехалася второй бородач.
— А вот стрельнут по тебе из кустов, будет тебе убыль заместо прибыли. Это здешнее мужичье думает, что побережники слабаки, а я-то знаю их, видал, как на палках машутся, как стрелы мечут. И десятники первые на прицеле. Да и сухая гроза неспроста оказаться может.
— А чего? — пожал плечами вислоусый. — Ударила всухую молния, лошадь и понесло, мужик выпал, в вожжах запутался, еще и колесо отлетело с рывка-то — это ж телега, а не коляска быстрая. Хотя, еще вызнать надо, что за мертвячку он вез.
— Может, и она со страху померла? — предположил второй бородач.
— Не, — уверенно возразил первый бородач. — Удавили ее. А в том самом месте, где молния ударила, тоже след дырявого сапога был. Может, просто сошел он с дороги поглядеть, что за пятно горелое, тем боле, что за телегой кровавый след остался. А может он и пугнул лошадь огненным порошком каким, а то и колдовством — вдруг не врут про колдовство-то?
— Ладно, — раздраженно согласился вислоусый. — И как его искать-то?
— Первым делом здесь у всех сапоги просмотреть. Потом — селян поспрошать, что за новые люди ходили, может, у кого сапоги были дырявые.
— Думаешь — найдем? — сомневался второй бородач.
— Думаю, поискать надо. Где-то он есть, может и здесь прямо. Вон того черного видал? Руки его? Ладонь широкая, а пальцы длинные — у побережников так.
— Так черный же! — насмехнулся вислоусый. — И глаза черные!
— Так руки же! Или тот горец, видишь, у него нос какой? У горцев крючками, а у этого ровный.
— Может, полукровка? — предположил вислоусый.
— Может. А вот как с полукровками? Брать их, не брать? И чего заплатят за них, полцены, как за половину побережника?
Второй бородач хмыкнул:
— Если полукровок брать, то и четвертькровок тогда. А там и всех, у кого хоть какой предок побережник, а это половина империи. Разве только наши чистоту крови соблюли.
— А так и надо, — твердо сказал первый бородач. — Чистоту крови блюсти надо.
Чистокровные? Серокафтанники по внешности и говору были из народа равнин, их предки часто женились на пленницах. В том числе и на побережницах.
Рес давно уже подал глазами знак Леск, но она никак не могла вырваться от говорливого южанина. Наконец, подошла, шепотом спросила:
— Ты слышал? Я слышала. Нужно уходить.
Нужно, а как, чтобы не заподозрили? Уплачено за ночлег, если требовать деньги назад, это внимание привлечет, если не требовать, так уйти, тоже подозрение вызовет. Могут и погоню устроить.
Рес изобразил возмущение, заговорил громко, чтобы услышали за соседними столами, но не дальше:
— Чего, сейчас прямо идти? Да хоть бы выспаться сперва! Ночь не подождет он?
Леск приняла игру:
— Чем быстрее, тем лучше.
— О-ох. Давай, хоть полночи поспим, а то с усталости проторгуемся!
Потом наморщил лоб, посмотрел на торговца лошадьми:
— Давай, прямо сейчас по рукам ударим, я при факелах твоих лошадей погляжу. А то видишь, нам рано ехать завтра.
— Не к добру на ночь по рукам бить, — покачал головой торговец.
— Почему? — спросила Леск.
— Примета плохая.
Леск очень удивилась:
— Примета? Так что, и в кабаке ночью расплатиться нельзя?
