Тьма подступала враз с четырех сторон.
Здесь бы в клинки, да «Яблочко»-песню в мертвые ковыли
Выронил обеззубевший эскадрон.
Здесь бы в клинки, да «Яблочко»-песню в мертвые ковыли
Выронил обеззубевший эскадрон…
— повторил он, и такой тоской резануло от этих полупонятных слов, что Олег невольно сжал кулаки…
— Нынче солдату худо без песни, годы его горьки,
Хитрая сволочь-старость свое взяла…
Внучка солдата выбрала «Пепси»; выскользнув из руки,
Медная кружка падает со стола…
Интересно, подумал Олег, что слышат американцы? Они тоже притихли, у них блестят глаза… Может быть, такие песни есть и у них — просто их не поют?
— Он пролетарий, он пролетает, но свысока видней,
Как по степи весенней, дробя гранит,
Прет малахит-трава молодая, та, что до наших дней
Песню его потерянную хранит…
Талер вдруг негромко рассмеялся, не переставая играть, подмигнул Олегу и повысил голос:
— И в этом корни надежды, источник верного знанья,
Что Билли Гейтс
[50] не канает супротив Че Гевары
[51]!
Что скоро новых мальчишек разбудят новые песни,
Поднимут новые крылья, алые крылья.
Видит он сверху, как на восходе с целью купить табак,
Выдубив душу в недрах судьбы иной,
Входит в деревню огненный ходя с лаем цепных собак,
Ветром и алыми крыльями за спиной.
А рыжему Яшке снятся те крылья дюжину лет подряд,
А от роду Яшке те же двенадцать лет,
Веку — двенадцать, звездам — двенадцать — тем, что над ним горят,
В целой вселенной мира моложе нет!
Под волосами тлеет на коже Яшкиной головы
Злой иероглиф вечного «Почему?»
Ждет паренька, дождаться не может, песня степной травы —
«Яблочко», адресованное ему!
И верят в рыжего Яшку его нездешние страны,
Его свирепые струны, что сыграют, как надо.
Его шальные дельфины, что танцуют в Гольфстриме,
Его алые крылья, алые крылья…
[52]…Его алые крылья, алые крылья…
...Развалины стены были невысокими и почти не поднимались над ковылём. Из-за этого казалось, что мальчишки волшебно-невесомо сидят прямо на раскачивающихся метёлках.
— Ты кто? — спросил Олег, постукивая пяткой по грубой каменной кладке.
— Талер, — пожал плечами музыкант.
— Я… — Олег подумал. — Я раньше слышал, как ты поёшь. Песни, тут, в степи… Они ведь твои? Которые в воздухе?
— Мои, — Талер улыбнулся. — Я их просто дарю тем, кто может подарить их другим людям.
— Бог диктует — я пишу… — пробормотал Олег. И решился: — Ты — бог?
Глаза Талера стали изумлёнными. Потом он засмеялся — искренне, взахлёб, чуть откинув голову.
— Нет, я не бог… — он покачал головой. — Придумаешь тоже…
— Но ведь ты не человек?
— Человек.
— Простой человек?
Талер скривился:
— А ты — простой? А твои спутники? А все люди? По отношению к настоящим людям это звучит, как оскорбление… Нет, я не простой человек. И ты тоже. И они, — он кивнул в сторону догорающего костра, возле которого спали два отряда.
— Ну тогда так… Ты не просто человек?
— Вот это ближе к истине, — согласился Талер. — Не просто. Я — скажем так — Голос Дороги, — он ущипнул струну, и она загудела звуком удаляющегося поезда. Один из тех, кому очень не нравится то, что творится в некоторых кодах… да и само слово «код» не очень нравится. Лучше — мир.
— Это ты вёл меня? — спросил Олег, откидываясь назад и опираясь на руки за спиной.
— Нет, — Талер покачал головой. — Ты шёл сам. Я просто немного показывал дорогу.
— Где ты родился? — вдруг спросил Олег. Талер посмотрел удивлённо. Потом медленно ответил:
— Далеко… и давно. В твоём мире. На берегах морского залива, который позже стало озером Байкал.
— А… ОН? — Олег покусал губу. — Откуда он?
— А ОН не соврал тебе. Он не человек. Хотя создали его люди. Тут он тоже сказал правду.
— Его можно победить?
— Ты его победил.
— Не в… частности. Вообще. Во всём моём мире.
— Ты видел и это. И тот мир — не один, куда ему прочно заказан ход.
— Значит, он врал, — облегчённо-задумчиво произнёс Олег. Талер усмехнулся:
— Он всегда врёт. Даже если говорит правду.
— А что было там — в «Дукате»? Что за проход?
— Просто один из старых выходов на Дорогу, которым начала пользоваться эта шваль… — Талер оглянулся. — Скоро взойдёт солнце. Вам пора. А пока — послушай это…
Ты — такой же точно, как я.
