Казалось бы, обстановка благоприятствовала этому новому лозунгу сговариваться между собой и создавать солдатские комитеты, - и он должен был найти отклик у широкой массы солдат. Однако этого не произошло. Разумеется, были случаи, когда отдельные группы немецких солдат действительно сговаривались и переходили в плен (чаще всего при отступлении своих частей они оставались в избах у местных жителей, поджидая войска Красной Армии), но в массе своей солдаты разбитых вражеских дивизий предпочитали отступать. Они не смели ослушаться офицеров, боялись как огня слежки и репрессий - вездесущее гестапо пресекало малейшие попытки к организованной антивоенной оппозиции. Но была и еще одна причина пленобоязнь: редкий солдат или офицер не верил тому, что его расстреляют или сошлют на каторгу в Сибирь. Нацистская пропаганда всячески пугала немцев ужасами советского плена.
Надо было усиливать борьбу с пленобоязнью у солдат противника. А для этого требовалась хорошо продуманная система (именно система!) пропаганды и агитации за плен, чтобы с помощью фактов и документов систематически и убедительно опровергать лживые заявления больших и малых фюреров. Наряду с публикацией сообщений Совинформбюро, официальных заявлений правительственных органов и приказов советского командования об отношении к пленным мы начали выпускать бюллетень "Жизнь военнопленных в Советской России", в котором печатались заявления самих военнопленных об отношении к ним со стороны Красной Армии, их письма на родину. Чтобы эти заявления и письма не вызывали никаких сомнений в их .подлинности, указывались точные адреса родных, публиковались фотографии пленных, в том числе сюжеты из повседневной жизни в лагерях.
Слов нет, пленобоязнь была органически связана со всей системой идеологического оболванивания солдат в вермахте. Но нельзя было сбрасывать со счетов и любовь людей к родине. Наконец, многие военнослужащие опасались расплаты за преступления на нашей земле, совершенные как по приказу начальства, так и в соответствии с общей политикой нацизма. В этой связи одного только "Положения о военнопленных" оказывалось явно недостаточно нужен был документ еще большей политической силы, вызывающий доверие к русскому плену. И такой документ вскоре появился. Я имею в виду приказ No 55 народного комиссара обороны И. В. Сталина от 23 февраля 1942 года. К такого рода документам, как уже отмечалось, немецкие солдаты относились не как к "вражеской пропаганде", а с особым пиететом - как к официальному заявлению. У Красной Армии, говорилось в этом приказе, нет и не может быть таких целей, как истребление немецкого народа или уничтожение германского государства. Красной Армии приходится уничтожать немецко-фашистских оккупантов, поскольку они хотят поработить нашу Родину, или когда они, будучи окружены нашими войсками, как это было в районах Калинина, Клина, Сухиничей, Андреаполя, Торопца, отказались сложить оружие и сдаться в плен. В приказе нарком обороны - и это было очень важно - четко и ясно сформулировал отношение Красной Армии к пленным: "Красная Армия берет в плен немецких солдат и офицеров, если они сдаются в плен, и сохраняет им жизнь. Красная Армия уничтожает немецких солдат и офицеров, если они отказываются сложить оружие и с оружием в руках пытаются поработить нашу Родину"{38}.
Политорганы Красной Армии разъясняли вражеским солдатам истинный смысл этих слов. В листовках и звукопередачах выдвигались положения: плен верный путь на родину после войны; Красная Армия пленньм не мстит и против безоружных не воюет; сдача в плен для немецкого солдата - не позор, а акт благоразумия; грабительский характер войны освобождает немецких солдат от верности присяге фюреру и т. д.
Еще в большем количестве, чем прежде, издавались листовки (и целевые номера бюллетеней) о жизни военнопленных в СССР, причем нередко с рассказами об этом выступали сами пленные немецкие солдаты, а чуть позже даже и генералы. "Пожалуй, нас считают пропавшими без вести, - писали, например, взятые в плен солдаты 347-го немецкого пехотного полка своим друзьям в листовке "Мы живы!", изданной политуправлением Калининского фронта. - Пропавший без вести! Какое это страшное слово для родных. Они будут думать, что мы уже погибли: ведь всем нам старательно вдалбливали в голову, что красные не берут в плен. И все-таки мы находимся в плену. Здоровы, бодры и вне какой бы то ни было опасности. Просим сообщить об этом нашим родным, чтобы они не отчаивались". Далее следовали их адреса и фамилии.
