Истории 1 Маркс противопоставляет другой тип прошлого, который мы назовем «История 2». Элементы Истории 2, по словам Маркса, также предшествуют капиталу, капитал «застает их как предпосылки», но – и вот это ключевое различие я хочу подчеркнуть – «не как им самим установленные предпосылки, не как формы своего собственного жизненного процесса»[186]. Если нечто не относится к жизненному процессу капитала, значит, оно не способствует самовоспроизводству капитала. Исходя из этого, я понимаю Маркса так, что «предпосылки капитала» – это не только те отношения, которые составляют Историю 1, но и другие отношения, которые не поддаются вовлечению в воспроизводство логики капитала. Только История 1 представляет собой прошлое, «установленное» капиталом, потому что История 1 участвует в воспроизводстве капиталистических отношений. Другими словами, Маркс признает, что вселенная прошедших эпох, с которой сталкивается капитал, шире, чем сумма элементов, в которую складываются логические предпосылки капитала.
Примеры Истории 2, приводимые самим Марксом, могут удивить читателя. Это деньги и товар – два элемента, без которых капитал невозможно даже помыслить. Маркс ранее описывал товарную форму как явление, относящееся к «клеточной» структуре капитала. А без денег не может существовать всеобщего обмена товарами[187]. И тем не менее Маркс, видимо, предполагает, что столь близкие и необходимые для функционирования капитала сущности, как деньги и товар, не обязательно естественным образом связаны с жизненным процессом капитала или с прошлым, положенным капиталом. Маркс признаёт, что деньги и товар как отношения могли бы существовать в истории. И их наличие могло никак не повлиять на возникновение капитала. Поскольку они не обязательно предвосхищают капитал, то относятся к тому типу прошлого, который я назвал История 2. Гетерогенность, которую Маркс видит в истории денег и товара, иллюстрирует тот факт, что отношения, не способствующие воспроизводству логики капитала, могут быть тесно переплетены с отношениями, которые такому воспроизводству содействуют. Капитал, говорит Маркс, должен разрушить первый комплекс отношений как независимую форму и подчинить его себе (используя, при необходимости, насилие, то есть мощь государства). «Он [капитал] первоначально застает товар, но не как свой собственный продукт, и денежное обращение, и не как момент своего собственного воспроизводства. <…> Но как самостоятельные формы капитал, приносящий проценты, и торговый капитал должны быть сначала сломлены и подчинены промышленному капиталу. По отношению к капиталу, приносящему проценты, применяется административная власть (государство), осуществляется насильственное понижение процентной ставки, так что он уже не может диктовать условия промышленному капиталу»[188].
Тем самым Маркс вписывает в плотное пространство капитала элемент глубокой неопределенности. В процессе воспроизводства своих жизненных процессов капитал должен столкнуться с отношениями, открывающими двоякие возможности. Эти отношения могут как быть ключевыми для самовоспроизводства капитала, так и оставаться ориентированными на структуры, не способствующими такому воспроизводству. История 2, таким образом, не является отдельными от капитала прошлыми эпохами. Она свойственна капиталу, но тем не менее прерывает и перебивает развитие его собственной логики.
История 1, говорит Маркс, должна подчинить или сломать многообразие возможностей, существующих в рамках Истории 2. Однако ничто не гарантирует, что подчинение Истории 2 логике капитала когда-либо будет доведено до конца. Маркс действительно писал о буржуазном обществе как о «противоречивом развитии»: «отношения предшествующих форм [общества] встречаются в нем часто лишь в совершенно захиревшем или даже шаржированном виде». И в то же время он охарактеризовал остатки «предшествующих форм» как «еще не преодоленные»[189], обозначая метафорой преодоления, что места выживания того, что кажется до- или не-капиталистическим, могут являться местом продолжающейся битвы
