Малолюдное заседание ЦК 22 ноября 1917 г. было последним заседанием его в старом составе. Следующее заседание 8 декабря было уже первым организационным заседанием нового состава. Промежуток между ними был занят заседаниями IV партийного съезда и одновременными заседаниями II Всероссийского крестьянского съезда. Для понимания последующего необходимо хотя бы вкратце ознакомиться с ходом того и другого.
Это тем более важно, что партия успела издать стенографические протоколы лишь III съезда. Такие же протоколы IV съезда имелись лишь в рукописи, которая, по всей вероятности, в настоящее время погребена в архивах бывшей ВЧК. Было принято ЦК нового состава решение поручить В.М. Зензинову приготовить к печати краткий отчет о работе съезда. По-видимому, им и является то извлечение из протоколов, которое было впоследствии издано Московской организацией партии -- без имени составителя. Брошюра эта стала чрезвычайной редкостью. За границей нам известен лишь один экземпляр ее, находящийся в личном архиве В.М. Чернова.
Съезд занялся отчетом о деятельности старого ЦК, который поручено было сделать умереннейшему из представителей "правого руководства", В.М. Зензинову. Последний взял в своем докладе самый примирительный тон. Он не отрицал и не мог отрицать колебаний и сбоев ЦК, который должен был только что на глазах у всех с формулы "коалиции с цензовиками" перескочить на формулу "коалиции от народных социалистов до большевиков включительно". Он только в оправдание его приводил тот факт что, будучи разнородным и "коалиционным" по своему составу, ЦК отражал на себе борьбу мнений, а потому его сегодняшние решения иногда противоречили вчерашним. Он усердно рисовал целый ряд мер, принятых ЦК против крайних правых: не без некоторого даже преувеличения он заявил, будто "в виду двусмысленного отношения кадетов и корниловцев ЦК ультимативно потребовал их невхождения в состав нового правительства", причем утверждал, будто "только партийная разруха" помешала ЦК провести свою линию в жизнь, -- проходя молчанием тот факт, что "разруха" эта свила себе гнездо в самом ЦК и оттуда дезорганизовала партию. Зензинов оправдывал ЦК против упреков в отсутствии контроля над деятельностью Керенского, указывая, что заваленность делами почти порвала связь Керенского с партией и вообще он, с точки зрения ЦК, просто не считался с указаниями этого последнего. Зензинова поддержали его правоцентровые сотоварищи по ЦК, Гендельман и Розенблюм-Фирсов. Первый старался показать, что ЦК был более жертвою, чем создателем партийной неурядицы: он "не был ни суверенен, ни автономен", он вынужден был делить власть, а стало быть и ответственность, с партийными фракциями в Советах. Розенблюм-Фирсов ссылался на стихийность всего происходившего, доказывая, что ЦК часто просто не мог влиять на события. К тому же, например, за действия Керенского на ЦК ответственность возложить нельзя: с начала июля, после кризиса власти, разрешенного знаменитым заседанием в Малахитовом зале Зимнего дворца, Керенский формально перестал быть в правительстве представителем партии. И все крупнейшие его последние действия, от созыва в Москве Государственного совещания до последнего его похода на Петроград, -- это все делалось им вне соглашения с партией, на свой личный риск и страх.
В.М. Чернов в ход прений по докладу ЦК не вмешивался и лишь на поставленные ему лично некоторыми из делегатов вопросы (между прочим, почему октябрьские события застали его вне Петрограда) должен был взять слово для фактического характера ответов; в частности, он открыто заявил, что уехал из Петрограда для того, чтобы не присутствовать на II съезде Советов, так как, по глубокому несогласию с правым курсом, взятым ЦК, защищать его позиции по совести не мог, возражать против него не имел права, а воздержаться и молчать, как на Демократическом совещании, значило бы только давать пищу всевозможным лжетолкованиям.
Прения по докладу Зензинова кончились убийственною для правого руководства резолюцией: "Заслушав доклад ЦК, IV Всероссийский съезд Партии социалистов-революционеров вынужден констатировать, что
