— Спроси ее насчет Десмонда! Видел бы, как они улаживались на его диване… О-хо-хо! А она-то прямо млела от удовольствия!
Но я даже не обернулся в его сторону — Майр, плача, показывала Сержанту свои руки, а он смотрел на них и нежно прикасался к ним кончиками пальцев. Потом полез в карман, выудил монетку и положил ее в раскрытую ладошку. Губы ее промолвили: «Спасибо, сэр», она смахнула слезы и направилась к своему месту рядом со мной.
Ну же, заговори с ней. Нет, не могу. Она — здесь, и только что Сержант нежно прикасался к ее пальцам и рукам, как я сам во вчерашней мечте, и дал ей деньги, чтобы она быстрее забыла грубость своего отца, и вот она уже мягко уселась рядом, и коленкой я чувствую ее коленку — от всего этого голова пошла кругом, я с трудом выдавил из себя:
— Привет, Майр.
Она взглянула на меня и удивленно подняла брови.
— Как ты… себя чувствуешь? — спросил я.
— Гляди! — в глазах ее прыгали чертенята. — Чего мне папа подарил вчера вечером! — Она распахнула кофту, и я увидел броское золоченое ожерелье. — Ну, нравится?
— Еще как, — ответил я, умирая от любви.
Я и не заметил, как подошло время «молочной» перемены. Мы все — О'Брайен, Тесса Макмахон, Майр и я — выбежали на школьный двор и приткнулись в затененном уголке возле дороги.
— Ну, спросил ее? — снова начал О’Брайен.
— О чем? — сдержанно удивился я.
— О Десмонде.
— Десмонд! — Майр сразу надулась. — Попадись он папе, тот бы из него всю душу вытряс!
— А насчет опоздания Сержант тебе что сказал? — поинтересовалась Тесса.
— Он дал мне полкроны, — ответила Майр и улыбнулась мне.
— Ого! Да он совсем спятил) — загоготал Билли. — Так он, глядишь, и подкатываться к тебе начнет. — Он повернулся к Тессе: — Вот это будет картина, а? Наш дорогой Сержант и Майр милуются на диванчике! — И они зашлись от смеха.
— Брось болтать, О’Брайен! — Я вспыхнул от гнева. — Он не такой, как эта грязная свинья Десмонд!
— Нет, правда, а? — продолжал веселиться О’Брайен, словно и не слышал моих слов. — Представляешь, Тесса, он тянется к ней, пыхтит, худенькое личико все сморщилось — ух, как охота поцеловаться! Ой, господи, помру, Сержант ухаживается с Майр!
Тут я бросился на него. Первый удар заткнул ему рот, после второго он полетел на землю.
— Он — мой отец, ты слышишь! Мой отец! — вопил я. — Еще хоть слово о нем скажешь, башку тебе проломлю!
К счастью для меня — потому что О’Брайен был первый силач в школе, — прозвенел звонок, и Майр утащила меня в класс. Но когда я проходил мимо стола учителя, он хлопнул меня по плечу и спросил:
— Я все видел в окно. За что ты ударил О’Брайена?
Невесть откуда взявшаяся смелость уже улетучилась — я был не в силах совладать с дрожавшей нижней губой.
— Ну? Изволь отвечать на вопрос. За что ты ударил О’Брайена?
В комнате наступила зловещая тишина. Все напряженно глазели на нас и ждали — что-то я отвечу?
— За то… за то, что он назвал вас Сержантом! — выпалил я.
Он дал мне платок — вытереть глаза — и сказал сердито, но так, чтобы никто не слышал:
— Иди на место, Бубенчик. Иди на место.
И сразу — громко и решительно:
— Откройте учебники по арифметике на двадцать седьмой странице — задачи на площадь. Быстро! Быстро! Шевелитесь! Шевелитесь! Время тратить некогда! Веселее! Начинаем с задачи номер четыре. Харган, прочти, пожалуйста, условия.
Я начал сбивчиво, но когда дошел до слов «За сколько дней выполнят ту же работу пять человек, если будут работать в день по восемь часов?», голос мой уже звучал ровно, спокойно и уверенно — рядом сидела Майр, а у стола стоял мой отец.
