— Чего тебе? — спросил я.
— Меня мать послала поиграть с вами, — ответил он, скривившись, и стало ясно — он тоже от этой выдумки не в восторге.
— Ты Корби, что ли? — удивился я.
— Чего-чего? — переспросил он, а потом отвечает: — Да.
Я даже сразу не разобрался — глухой он или дурачок, а может, то и другое вместе.
— Мама! — крикнул я. — Смотри, кто пришел, — а сам думаю: «Она-то его хоть раньше видела или пригласила не глядя?»
Нет, оказывается, видела, потому что сразу засияла и повела его в дом. Он снял кепку, вошел в гостиную и, услышав, как грохочут его подбитые гвоздями башмаки, заковылял дальше на цыпочках.
Вот напасть какая — хоть плачь! Этот малый не знал ни одной игры, а когда мы вышли поиграть с Корганами и Райтами, я даже растерялся — надо как-то объяснить появление этого «хвоста», бедного родственника!
Когда мы сели обедать, он положил локти на стол и, словно не замечая тарелку, принялся глазеть на нас.
— Тебе не нравится обед, Дэнис? — спросила мама. Нас она никогда об этом не спрашивала.
— Чего-чего? — вытаращился он на нее. Я уже заметил, что он говорит «чего-чего» просто так, чтобы выиграть время. — Почему, нормально.
— Тебе надо есть как следует, — заметил папа. — Ты же вон какой здоровый!
— А чем тебя обычно кормит мама? — спросила мама.
— Супом.
— Если хочешь, я налью тебе ложку.
— Налейте.
— А что бы ты хотел на обед? Я тебе приготовлю.
— Желе.
Ни «пожалуйста», ни «спасибо». Будь я на его месте, я, наверное, уже схлопотал бы от отца по затылку, а этому субчику, значит, сплошные поблажки — говори что хочешь, ешь что нравится. Он только и поклевал немного картошки с подливкой.
После обеда мы пошли в нашу спальню показать ему игрушки. Но он шарахнулся от них, как за столом от вилки и ножа.
— У тебя что, своих игрушек нет? — спросил я.
— Нет.
— А где ты живешь? — спросила Сузи.
— В «Билдингз».
— Ну и как, хорошо там?
— Нормально. — Все у него было нормально.
Но я-то знал, что это за «Билдингз», потому что каждый день проходил мимо этих домов по дороге в школу. Ничего там нормального не было. Там было плохо. Живет одна беднота, детишки босиком бегают, а женщины целый день сидят на крылечке и точат лясы.
— А брат или сестра у тебя есть? — допытывалась Сузи.
— Нет. Только я да мать… Да еще тетушка Нелли, — добавил он, чуть помолчав.
— А кто это — тетушка Нелли?
— Моя тетя. Она живет в деревне. Иногда к нам приезжает.
— А где твой папа? — спросила Сузи.
— Чего-чего? — переспросил он, и снова я готов был поклясться — это он просто чтобы подумать над ответом. На сей раз пауза затянулась. — Папа вроде бы умер.
— Как это «вроде бы»? — удивилась Сузи. — Ты что, не знаешь, что ли?
— Ну, мать сказала, что он умер, — чуть поколебавшись, произнес он.
— Раз мама говорит, значит, знает, — наставительным тоном сказала Сузи. — Но если папа умер, где же вы деньги-то берете?
— У тетушки Нелли.
— Теперь ясно, почему у тебя нет игрушек, — папа ведь умер. — Сузи любила изображать из себя всезнайку. — Всегда лучше, если первой умирает мама.
— Нет, не лучше, Сузи Мэрфи! — Меня ужаснуло хладнокровие, с каким она всегда говорила про нашу маму. — Бог покарает тебя за такие слова. Ты потому так говоришь, что всегда подлизываешься к папе!
— Ни к кому я не подлизываюсь, Майкл Мэрфи, — спокойно возразила она. — А что я права, тебе любой скажет. Если умрет мама, папа сумеет нас прокормить и вырастить, а если умрет папа, мама останется ни с чем.
Обычно я вставал за маму горой, но сейчас не мог не признать — последнее ее приобретение было никудышным.
— Ох, эта женщина меня когда-нибудь доведет, — жаловалась Сузи вечером, когда мы легли спать. — Приводит каких-то нищих, бродяг, закатывает им обеды в нашей кухне, так что и поиграть никого не позовешь, а потом раздает нашу лучшую одежду. Скоро в доме будет вообще шаром покати.
С тех пор Дэнис Корби являлся каждую субботу, шествовал через гостиную на цыпочках в своих подбитых гвоздями башмаках, садился за стол и начинал ковырять в тарелке. Единственным любимым блюдом, как он и сказал, у него было желе. Он оставался в доме до самого вечера и слушал, как мама читает нам книжки. Слушать ему нравилось, но сам он читать не умел, даже комиксы, поэтому мама начала его учить и говорила, что он очень сообразительный. Не знаю, как это можно быть сообразительным, если в семь лет не умеешь читать. Меня мама никогда не называла сообразительным.
