- Нечего сказать, хороши, - громко произнес Тонман.
Все повернулись к нему. Даффи, один из укладчиков, с трудом поднялся и подошел поближе.
- Что случилось, Тонман, старичище? - спросил он.
- Никакой я тебе не етаричище, - ответил Тонман. - Не разговаривай со мной.
Даффи увидел, как на глаза у Тонмана навернулись слезы и медленно скатились по щекам. Даффи был ошарашен: такой человек-гора - и вдруг плачет.
- Тонман, что с тобой, скажи Христа ради!
- Все вы друзья до первой беды, - сказал Тонман.
- Здесь таких нет.
- Слова все это. Мы с Маллиганом вас раскусили.
- Что ты от нас хочешь? Чтоб мы ему часы на цепочке подарили? Он же хотел нас продать!
- Вранье! Это Беггс все вывернул наизнанку.
- Чего же Маллиган об этом не сказал?
- Не мог он. Не имел права без исполкома. Он уж третий десяток с вами нянькается, а вы в трудную минуту его бросили.
- Чего ж он нам не сказал, что Беггс его околпачил?
- Да не мог он. Он же заболел.
Даффи пригласил его выпить. Поначалу Тонман отказался. Но после уговоров согласился.
- Ну, кто старое помянет... - начал Даффи, поднимая стакан.
- Легко сказать. А что будет с Маллиганом? Исполком его от работы отстранил.
- Что-что?
- На три месяца.
У Даффи отвисла челюсть.
- Ну, - проговорил он после паузы, - это вообще верх наглости.
- Профсоюзы в наши дни, - заметил Тонман, - захватили бюрократы.
Это были слова Маллигана.
- Как это? - не понял Даффи.
- Теперь профсоюзные боссы не лучше предпринимателей. На все смотрят глазами капиталистов.
Это тоже была фраза из лексикона Маллигана. Тонману она очень нравилась.
Даффи посерьезнел.
- Придется им переменить пластинку, - объявил он.
Так Маллиган снова попал в газеты. Укладчики и портовики в перерыве провели совещание и ушли с работы - требовать немедленного восстановления Маллигана. Они прошли по улицам, а возглавил шествие духовой оркестр, маршрут которого случайно пересекся с маршрутом бастующих, и музыканты пожелали внести свою лепту. Демонстранты шли с флагами. На одних было просто написано: "Никаких преследований". Другие взывали к справедливости более конкретной: "Верните Маллигана". Буллмен, старший директор компании, позвонил министру промышленности и торговли, но постоянный заместитель последнего сообщил, что министр сейчас говорит по телефону с профсоюзом.
- Сказать ему, что вы согласны на переговоры?
- Какие к черту переговоры? Вы что, думаете, я могу восстановить их секретаря? Не будьте дураком.
Постоянный замминистра не привык, чтобы его кто-то называл дураком, пусть даже старший директор компании, и он как следует подумал, что сказать.
- Я вот что хотел узнать: разрешите ли вы им вернуться на работу, если мы найдем решение, или объявите локаут или что-то в этом роде?
- Я хочу, чтобы они вернулись на работу как можно скорее. Если порт будет открываться и закрываться, как какой-нибудь паршивый мелодион, мы долго не протянем.
- В таком случае, - эту фразу постоянный замминистра вынашивал с той секунды, как старший директор посоветовал ему не быть дураком, - я решительно советую вам держать мистера Беггса подальше от представителей прессы.
И он пошел с докладом к министру.
- Бог с ним, с Буллменом, - сказал министр. - Я сейчас разговаривал с профсоюзом. Пригрозил, если эти вечные перерывы в работе не прекратятся, мы поставим их профсоюз вне закона. Они клянутся, что все уладят.
- Восстановят Маллигана?
- Да. Это самый простой выход.
- А вы и вправду считаете, что можете поставить их вне закона?
- Подождем до завтра. А что, думаю, меня поддержат.
- Но ведь это недемократично?
- Еще бы. Кроме права на труд у человека есть не менее важное право отказаться трудиться. В глубине души я сочувствую этому Малларки. Не стоило бы об этом говорить, но это так.
- Как ни странно, я тоже ему сочувствую. А может, философы не правы и человек вовсе не разумное животное?
- Кто его знает. Человек меня интересует только как политическое животное.
- Что касается политики, - заметил замминистра, - будет интересно посмотреть, как профсоюзу удастся восстановить Маллигана и при этом не потерять лица.
