Он успешно держался подальше от младшей дочери, Крикет, и он часто видел Рен, которая с озабоченным видом все время куда‑то спешила. И они его совсем не интересовали.
Но Эмерсон… Похоже, он не мог держаться от нее на расстоянии. Или она не могла держаться на расстоянии от него. Хотя, какая разница?
Они постоянно сталкивались друг с другом.
– Вы, должно быть, и вправду хорошо управляетесь с лошадьми, – сказала Эмерсон.
– Просто я был свободен и мог взяться за эту работу, так что ваш отец предложил ее мне.
Она склонила голову набок и посмотрела на него оценивающим взглядом, словно он был странным образчиком современного искусства.
– Вы женаты?
– Черт, нет, – ответил он. – У меня нет времени на эту ерунду.
– Вы считаете любовь ерундой? – настаивала она.
– Вы спросили меня не о любви. Вы спросили меня о браке.
– Разве это не одно и то же?
– А как же насчет вас? Потому что вчера вы чуть не поцеловали меня, а у вас на пальце кольцо другого мужчины.
Отлично. Он зачем‑то поднял эту тему. Не слишком удачная идея, учитывая обстоятельства. Хотя, возможно, это разозлит ее, и так будет даже лучше для него.
Может быть, тогда она станет держаться от него подальше.
– Я уже говорила вам, мы живем сейчас в разных городах, так что… у нас с ним есть соглашение.
– Вы уже говорили это. Но что это означает?
– Что у нас свободные отношения.
– Тогда зачем, черт возьми, обручаться? Насколько я понимаю, единственная причина надеть кольцо на палец женщине – желание сделать ее своей. Безоговорочно. Если бы вы были моей женщиной, я ни за что не позволил бы другому мужчине прикасаться к вам.
Она густо покраснела.
– Похоже, для человека, считающего брак ерундой, у вас очень радикальные взгляды на этот институт.
– Разве не главная суть брака – это обладание?
– Женщин больше не рассматривают как домашний скот. Так что нет.
– Я не имел в виду, что женщина становится вещью. Муж и жена в равной степени обладают друг другом. Разве не в этом суть?
Она фыркнула.
– Полагаю, иногда суть заключается в продолжении династии и связях, разве не так?
– Черт, это цинично, даже для меня.
Она проигнорировала его замечание.
– Итак, вы хорошо управляетесь с лошадьми, и вы не верите в брак. Что‑нибудь еще?
– Больше ничего.
– Но если вы не верите в брак, во что же вы верите тогда?
– В страсть, – сказал он. – Пока она не погаснет.
Она кивнула и повернулась к выходу.
– Разве вы не собирались прокатиться верхом?
– Я… Не сейчас. Мне нужно… мне нужно подумать.
И, не сказав больше ни слова, Эмерсон Максфилд выбежала из конюшни.
Хижина была грязной дырой. Ему очень не нравилось жить в ней. Он много работал, чтобы больше не жить в таких местах. Она отапливалась только дровяной печью. Но это было к лучшему. Месть – это блюдо, которое подают холодным.
Не то чтобы он не знал, как затопить печь. И похоже, сегодня его знания пригодятся ему.
Уже начало темнеть. Он вышел из хижины в одних только джинсах и сапогах и стал оглядываться в поисках топора.
Наколотых дров рядом с хижиной не было. Это было бы слишком большим удобством, а похоже, Джеймсу ни до кого не было дела. Ни до кого. Даже до людей, которые жили и работали на его ранчо. Ему было плевать на удобства для его работников. И это было хорошим напоминанием. О том, зачем Холден находился здесь.
Хотя Эмерсон, похоже, думала, что Джеймс искренне любит ее. Очень интересно. Потому что, когда она говорила о том, чтобы заслужить одобрение родителей, он был уверен, что она, конечно, имела в виду одного лишь Джеймса.
Похоже, Джеймс гордился дочерью и поддерживал ее.
Но вполне возможно, что Эмерсон знала правду о том, как ведет себя ее отец. И она была его соучастницей, скрывая правду, чтобы защитить их бизнес.
Холден не знал этого, и ему было на это наплевать. Он не собирался беспокоиться о том, какая судьба постигнет всех, кто связан с Джеймсом Максфилдом.
Если пьешь воду из отравленного колодца, случается то, что случается.
Что до него, каждая лоза в этом винограднике отравлена ядом Джеймса Максфилда.
Он нашел топор и с легкостью расколол бревно, лежавшее перед ним. Это, по крайней мере, согрело его тело и немного успокоило его. Он хмыкнул, поставил другое бревно на лежавший перед ним камень и снова замахнулся топором.
