– Нет, не защищай меня. Ты всегда говорил мне правду, какой бы она ни была жестокой. Я думала только о работе, о карьере, а отцу лишь посылала деньги. Ты был прав, Виктор. Ты один разглядел во мне опасную амбициозность. Она ослепила меня, и я забыла о своих близких.
– Мария!..
– Для чего я сюда приехала? Чтобы стать популярной модисткой? Дочерью, покинувшей своего отца! Я заслуживаю презрения.
– Ты не должна так говорить…
– Много раз ты упрекал меня в чрезмерном честолюбии. Да, оно всегда было для меня важнее сына, важнее отца… И – тебя, Виктор!
– Я не ожидал это услышать, Мария!
– Ну конечно, только смерть отца заставила меня увидеть мои ошибки. Я делала больно людям, которых любила. И больше всего – тебе, Виктор.
– Нет-нет, помолчи, успокойся. Все совсем не так!
– Ты не держишь на меня зла?
– За что?
– За все то, что я сделала. За мою глупую ревность. За все унижения, которые ты вытерпел.
– Не будем об этом… Ты позволишь мне поехать с тобой на ранчо, на похороны?
– Спасибо, Виктор. Но мы вернемся оттуда через несколько дней, а у тебя много своих дел.
– Сейчас самое главное – быть рядом с тобой.
После похорон вся семья собралась за скорбным поминальным столом. Говорили о доне Начо. Каждый вспоминал что-то особенно дорогое, связанное с отцом.
– А как он жил в последние годы? Расскажите мне, – попросила Мария.
– В заботах о ранчо. Он очень любил свои кукурузные плантации, – ответила Эстела и явственно представила отца среди дружных, шелестящих на ветру растений.
– Видишь, Мария? Ты зря так убиваешься, – заметил Роман. – Ведь ранчо отцу подарила ты.
– Да, – подхватил Хасинто, – я не знаю, что бы с нами было без Марии. Помню, как мы в первый раз получили от нее деньги!
– Мы даже зарезали курицу и устроили настоящий праздник, – добавила Эстела.
– Я тогда посылала вам слишком мало, – начала было Мария, но братья и сестры в один голос стали уверять ее, что для них эти деньги казались очень большими: их хватало и на еду, и на одежду, и даже на рождественские подарки.
– А помните, как мы радовались новой мебели?
– Еще бы! – оживилась Эстела. – Папа пригласил весь поселок на пироги. Я напекла двадцать подносов!
От воспоминаний постепенно перешли к делам насущным: как жить дальше, кому управляться на ранчо. Диего еще молод и неопытен, а у сестер и так много хлопот по хозяйству. Выручил всех Хасинто:
– Я думаю переехать сюда с семьей. Вместе с Диего мы сможем наладить дело так, словно папа жив.
– Вот здорово! – сказала самая младшая, Ана. – Папа с небес увидит, как растет его кукурузное поле и как ухаживают за скотом.
– Да, сестричка, – прижала ее к себе Мария, – и с небес папа будет защищать нас.
Тяжелый день между тем подходил к концу. Щедрый оранжевый закат широко разлился над домом, над полем. Мария по узенькой тропинке прошла к ручью, присела на еще теплую от дневной жары корягу, задумалась. Издали увидела Хосе Игнасио: он не стал нарушать ее уединения и повернул обратно к дому. Милый, дорогой мальчик! Вспомнилось, как она привезла его сюда впервые.
Отец, взволнованный и чуть растерянный, встречал их на пороге лачуги, в которой тогда жила вся их большая семья.
– Какая радость, дочка!
– Пять лет прошло, а ты совсем не изменился, папочка!
– А ты стала еще красивее. Да что ж мы стоим, проходи в дом. – Тут он, наконец, вспомнил, что Мария приехала не одна. – А кто этот мальчишка?
– Это мой сын, папа.
– Ты не писала мне, что вышла замуж.
– Я не вышла, папа.
– У тебя нет мужа… – отец произнес это в некотором замешательстве, но уже через мгновение решительно шагнул к мальчику. – А ну-ка, парень, поди сюда!
– Иди, иди, Хосе Игнасио, – Мария слегка подтолкнула сына к дедушке.
– Хосе Игнасио? Ты дала ему мое имя? Хорошо! Он похож на Лопесов.
– Да, папа, он тоже Хосе Игнасио, как ты. Но мы еще зовем его Начито.
Мальчик тем временем уже освоился у деда на руках и неожиданно выпалил:
– А мамочка боялась сюда приезжать!
– Начито! – Мария залилась краской.
– Пусть говорит. Скажи, внучек, а почему мама боялась?
– Потому что ты на нее рассердишься.
– Как же я могу рассердиться, если она подарила мне такого прекрасного внука?!
