Проблема, однако, состояла в том, что и пороки правосудия нельзя было исправлять вслепую.
В конце концов поступили как советовали девять лет назад специалисты: процедуру помилования максимально децентрализовали. В каждом регионе была создана своя общественная комиссия, она и должна рекомендовать, чьи ходатайства о помиловании удовлетворить, а чьи — отклонить. Рекомендации комиссии публикуются в местной печати, после чего губернатор направляет их президенту страны. Процедура рассмотрения всех ходатайств одинаковая, а значит, прекратилось нарушение конституционных прав десятков тысяч осужденных.
Вместе с тем нововведенье это внушало и серьезные опасения. Произвол местных властей хорошо известен, не почувствуют ли его на себе тысячи заключенных? Где гарантия, что губернаторы не введут в такие комиссии своих послушных, хорошо управляемых клевретов? Где уверенность, что здесь, вдалеке от центра, не загуляют всякий раз большие деньги?
Впрочем, с самого начала выявилась еще и другая опасность. Началась драчка между чиновниками. Рекомендации региональных комиссий стали торпедироваться в Москве работниками Министерства юстиции. Отвергая предложения о помиловании, поступающие с мест, они клали на стол президента свой список заключенных, заслуживших, по их мнению, прощенья. В результате все меньше и меньше осужденных выходило на свободу, из-за чиновничьих свар страдали живые люди.
Получалось, что прежде было плохо, но и новый порядок не принес улучшения, скорее, наоборот.
Бывая за границей, я видел, как четко работают там институты помилования, как сведена до минимума власть чиновников, как решения о помиловании принимаются не наобум, а всякий раз тщательно выверяются.
В Италии, например, к принятию решения о помиловании привлекаются специалисты: психолог, социолог, воспитатель, священник, имеющие возможность оценить личность осужденного, его поведение, среду, в которую он возвращается. То же происходит и в Германии. В Испании, как только поступает ходатайство о помиловании, суд, осудивший человека, открывает специальное дело — дело о помиловании. Собираются заключения психолога, социолога, прокурора, испрашивается мнение потерпевшего. С осужденным встречаются, ведут беседы, выясняют его планы.
Пока десятки тысяч ходатайств гигантским потоком шли в Москву, в центральный аппарат, у нас такое было совершенно невозможно. Но отныне, когда регион стал иметь дело всего с сотнями ходатайств в год (с десятками в месяц), что, казалось бы, мешало нам не изобретать свой велосипед, а перенять ценный зарубежный опыт?
Нет, не получилось. Слишком силен наш российский чиновник. Укоротили одного, встали на его место десятки других. Свою власть, свой интерес, свое место под солнцем утратить они не готовы. Всеми способами доказывают, кто в доме хозяин.
После роспуска комиссии Приставкин, однако, без работы не остался. Его назначили на высокую должность советника президента. Многих удивило даже не столько само это назначение, сколько — с какой легкостью и при каких обстоятельствах он его принял. Еще накануне он со всех трибун, с газетных полос и с экрана телевизора доказывал, что ликвидация комиссии есть наступление на права человека, причинит делу и людям огромный вред, приглашенный в тот день на прием к президенту, сообщил своим товарищам, что едет ее отстаивать, а выйдя из президентского кабинета, рассказал перед объективами телекамер, какой у нас обаятельный президент — и все, ничего больше. О назначении Приставкина на высокий государственный пост, последовавшем сразу же за роспуском комиссии и всеми воспринятом как своеобразная ему компенсация, так сказать отступное, мы узнали из печати на другой день. Приставкин объяснил, что и сам он услышал об этом тоже только по радио, президент, целый час беседуя с ним, ничего ему не сказал. Кто-то в это поверил, кто-то — нет.
