Отец не говорил ни тебе, ни кому-то ещё из детей, что с матерью такое случалось. Каждый раз, когда ты звонила отцу в деревню, он, чтобы ты не клала трубку, вдруг начинал рассказывать какие-то истории, которые были совсем не к месту, но тем не менее до этого случая он никогда не рассказывал о том, что мать иногда просыпалась ночью и пряталась.
Ты посмотрела на часы. Десять утра. Интересно, встал ли твой молодой человек? Позавтракал ли?
Сегодня в шесть утра ты проснулась в старой гостинице у вокзала Термини. После исчезновения матери в твоём теле и душе поселилось отчаяние, грузом тянущее ко дну. Когда ты собиралась встать с кровати, он повернулся к тебе и попытался обнять. Ты молча отодвинула его руки. Получив отказ, он положил руки на лоб и сказал:
– Поспи ещё немного.
– Мне не спится.
Он убрал руки со лба и отвернулся. Ты рассеянно посмотрела на его крепкую спину. Потом протянула руку и погладила её. Погладила спину мужчины, которого ты ни разу тепло не обняла после исчезновения матери.
Когда утомлённые поисками матери родные собирались вместе, то и дело внезапно наступала тишина. Потом кто-то мог начать чудить. Либо выходил, хлопнув дверью, либо начинал пить сочжу из пивного бокала. Постоянно стараясь отогнать всплывающие воспоминания о времени, которое они провели с матерью, все думали об одном – вот бы мама была рядом, вот бы ещё хотя бы раз на том конце телефонного провода она сказала: «Это я»… Она всегда начинала разговор с этих слов. После исчезновения матери, которая всегда приветствовала детей: «Это я», – никто не мог говорить ни о чём больше десяти минут. Какие бы мысли ни были в голове, среди них всегда протискивался тревожный вопрос: «Где же сейчас мама?»
– Сегодня я хочу побыть одна.
Лёжа спиной к тебе, он согласился.
– Что ты собираешься одна делать?
– Хочу сходить в собор Святого Петра. Пока ждала тебя вчера в вестибюле, увидела объявление на однодневную экскурсию по Ватикану и записалась. Мне пора собираться. Отъезжаем из гостиницы в семь двадцать. Нужно в девять быть на месте, иначе соберётся такая очередь, что придётся ждать больше двух часов, чтобы попасть внутрь.
– Можно же было завтра поехать вместе.
– Это Рим, так что тут ещё много куда можно сходить вместе.
Ты тихо умылась, чтобы не мешать ему. Ты хотела вымыть голову, но подумала, что вода будет слишком громко шуметь, поэтому, глядя в зеркало, просто собрала волосы сзади. Переодевшись и выходя из номера, ты сказала, будто вдруг вспомнила:
– Спасибо, что привёз меня сюда.
Он натянул пододеяльник, накрывшись с головой. Ты знала, что сейчас он изо всех сил старается сдержаться. Он здесь всем представляет тебя своей женой. Если бы мать нашлась, ты бы сейчас, наверное, и была его женой. Ты знала, что сегодня после семинара намечен обед с другими парами. Когда он появится на обеде один, они, конечно же, будут спрашивать, где жена. Какое-то время ты рассеянно смотрела, как он лежал, натянув на голову пододеяльник, потом тихонько вышла из номера. После исчезновения матери ты стала совершать спонтанные поступки. Иногда ты вдруг решала выпить, иногда внезапно садилась в поезд и ехала в деревню. Ты могла лежать, тупо глядя в потолок, потом внезапно встать и выбегать на улицы Сеула, будь то ночь или раннее утро, и начинать расклеивать объявления. Иногда ты внезапно врывалась в полицейский участок и кричала, чтобы они срочно нашли маму. Брат, получив звонок из полиции, приходил и рассеянно смотрел на тебя. Иногда ты срывалась на брата, который с какого-то времени смирился с отсутствием матери и начал даже играть в гольф:
– Ищи маму!
В этом крике была и претензия ко всем родным, и ненависть к себе, потерявшей её. Выслушав несколько раз твои выкрики, похожие на нападения, брат в конце концов терпеливо смирился с ними.
– Как ты так можешь… Почему ты не ищешь её? Почему?! Почему?!
Скитаться вместе с тобой по ночным улицам города – вот всё, что он мог сделать. Зимой, бродя по ночным подземным переходам, ты надевала или несла на руке норковую шубу, которую достала из шкафа матери. Это для того, чтобы, если найдёшь мать, исчезнувшую в летней одежде, сразу накинуть шубу на неё. Но на мрамор высотных зданий ложилась только одна твоя тень, когда ты с норковой шубой в руках бродила между бездомных, спавших под газетами или коробками от лапши. Телефон у тебя всегда был включен, но уже никто не звонил, даже чтобы сообщить, что видел человека, похожего на мать. Однажды на станции метро «Сеульский вокзал», где она потерялась, ты встретила неподвижно стоявшего там брата. Вы вдвоём просидели на станции до окончания движения поездов, наблюдая, как они ездят туда-сюда. Брат сказал, что раньше у него было чувство, будто, если он будет так сидеть, мать вдруг хлопнет его сзади по плечу: «Хёнчхоль!» – но сейчас ему так уже не кажется. Сейчас он не может ни о чём думать, в голове стало пусто. Сказал, что приходит сюда, когда после работы не хочется идти домой. Однажды в выходной день ты приехала к брату и увидела, как он выходит из машины с клюшками для гольфа. Ты закричала на него: «Идиот!» – и устроила скандал. «Если даже ты опустишь руки, кто будет её искать?» Ты вырвала у брата клюшки и швырнула их на землю. Постепенно все становились сыновьями, дочерями и мужем, утратившими мать и жену. Жизнь продолжалась и без неё. Однажды ранним утром, отправившись на то место, где потерялась мать, ты опять встретила брата, который сидел в лучах рассвета. Ты обняла его сзади. «Может быть, то, что мы помним мамину жизнь как сплошные страдания и самопожертвование, – это только наше мнение? Может быть, это из-за чувства вины перед ней мы помним её всегда грустной? А ведь, возможно, именно такое наше отношение делает её жизнь бессмысленной?» Брат вспомнил слова, которые всегда были у мамы на устах. Когда у матери случалось что-то хотя бы немного радостное, она говорила: «Как я благодарна! Как благодарна!» Она была благодарна даже за маленькие радости жизни. Брат сказал, что её благодарность была искренней. Мать была благодарной судьбе за всё. Он сказал, что жизнь человека, который умеет благодарить, не может быть сплошь несчастной. Прощаясь, брат сказал – он боится, что даже если мать найдётся, она его не узнает. Ты сказала, что самый дорогой для мамы человек на свете – он. Что мать узнает его, где бы он ни был, как бы ни изменился. Как-то давно, когда брата забрали в армию и отправили в учебную часть, прошло собрание родителей призывников. Взвалив на голову поднос с угощением, мать взяла тебя за руку, и вы вместе пошли в часть брата. И когда не одна сотня человек в одинаковой форме показывала приёмы тхэквондо, мать смогла найти брата среди остальных. Для тебя все были на одно лицо, но мать вдруг расплылась в широкой улыбке и, показывая в одну точку, сказала: «Вон твой брат!» Впервые за долгое время вы мирно разговаривали с братом о матери, но потом ты опять подняла на него голос, спрашивая, почему он не продолжает искать её. «Почему ты говоришь о маме, как о человеке, который никогда не вернётся?!» – напала ты на брата. «Как, как я должен её искать?!» – расстегнув пуговицу рубашки под пиджаком, он в конце концов не смог сдержать слёзы. После этого брат перестал отвечать на твои звонки.
