- А вот нагнись, погляди. В желобок-то скатились круглые, совсем белые снежные крупинки, как сага, нигде их незаметно, а в желобке видно. Вот, вот, как веревочка вперед тянется, прямая, ровная. Я же в школе-то был в кружке лыжников. А все лыжники должны быть следопытами.
- Ну-ну, - снисходительно сказал Яков Тимофеевич, - веди, коли так, по этой "веревочке". Только сам-то не заплутайся. Это хорошо, что у тебя острый глаз. Охотнику он главный помощник.
Перед ложком, где протекает Хрустальный ключ, Георгий остановился.
- Тут моя "веревочка" зарылась в сугробах, - сказал он отцу. - Дальше веди сам.
- То-то, парень! Выходит, следопыт выдохся. А вот там, в голове-то наледи, ты видишь ямку, парок-то? Сходи-ка, погляди.
Молодой Векшин на лыжах скатился к дымящейся проруби.
- Рыба, мальки! - закричал он, зачерпывая пригоршней рыбешку.
- Рыба, говоришь? Лакомство. Лучше гляди, еще гляди. Где рыба есть, там зверь бывает.
Гошка долго осматривал место вокруг проруби. На ровном пушистом снегу не было никаких следов. Над самой прорубью навис белый, искрящийся, никем не тронутый снежный колпак. И вдруг глаза парня заблестели. Он припал на колено, протянул руку в лунку и хотел взять едва приметные на льду темные шерстинки. Они оказались примерзшими.
- Ты что там нашел? - спросил с берега Яков Тимофеевич.
- Тут была куница, тятька!
- Кто тебе сказал, что куница?
- Да вот, во льду шерсть.
Старик-охотник сам спустился к проруби, осмотрел ее.
- Верно, куница. Приходила, ела рыбу. А когда приходила? Погляди.
- Свежих-то следов не видно.
- Пошто не видно? Наверное, рыба приелась кунице. Как ты думаешь?
Яков Тимофеевич посмотрел на сына пристальным взглядом прищуренных глаз, а под усами у него шевелилась хитроватая улыбка.
- Семен, наверно, убил куницу, - сказал парень.
- Угадал, Гошка, верно. - Яков Тимофеевич положил руку на плечо сыну. - Кабы куница была живая, она пришла бы и сегодня, следы оставила. Семен-то, значит, с куницей. Вон как! Теперь его надо искать. А где искать?
Он сделал ладони рупором, набрал полную грудь воздуха и крикнул:
- Ого-го-о, Семен! Ого-о!
Но ветер, пурга смяли голос, замели в снегах, обрывки его едва коснулись ближайшего ельника.
Тогда старый охотник снял с плеча ружье и выстрелил вверх. Но и выстрел получился глухой, скомканный, будто пустая бутылка разбилась о дерево.
- Пойдем, тятька, - сказал Георгий. - Мы и по следу найдем Семена. Сейчас надо возле этой наледи сделать круг, придерживаясь леса. А возле леса заметить лыжню нетрудно уж.
За ложком в перелесках Георгий обнаружил еле приметный след лыж и повел по нему отца. А вскоре Векшины вышли на другую, более свежую лыжню, она пересекала старую.
- Это след Семена, вчера прошел, - сказал Яков Тимофеевич. - Однако куда прошел, в какую сторону? Ближе к дому ему надо идти, на север. Айда сюда, за мной иди.
Отец вышел вперед и быстро заскользил по снежному желобку.
- Нет, постой, тятька! - крикнул Георгий. - Надо точно определить, куда шел Семен. А то будем зря ходить по лесу. Станем искать в одной стороне, а он, может быть, в другой.
- А ты как определишь? Ведь на заснеженной лыжне не написано, куда шел человек. Когда лыжник идет с палками, тогда можно определить. А ведь охотники с палками не ходят.
- Постой, отец, постой! Я сейчас узнаю.
Парень подошел к лыжне и осторожно стал сметать с нее шубенкой свежий, наносный снег. Свежий снег был мягкий, рыхлый, а старый - примятый, твердый, точно спрессованный.
Яков Тимофеевич подошел к сыну, усмехнулся:
- Семен-то написал тебе, что ли, куда отправился?
- А вот и "написал". Хотя ты и старый охотник, а следопыт из тебя плохой. Вот, смотри теперь лыжня чистая. А на ней поперечный рубчик. Видишь? Когда Семен-то поставил ногу, чтобы оттолкнуться вперед, тяжесть всего тела сосредоточилась на ней, лыжа вдавилась глубже в снег почти на целый сантиметр, на лыжне получалась ступенечка, уступчик. А уступчик, гляди, с этой стороны, с южной. Выходит, Семен-то шел не на север, а совсем в другую сторону, вот бы и получилось: ты ищешь парня, а сам идешь от него. Эх, тятька, тятька!
