– Ох, не спешите с выводами! Боюсь, задача будет не столь легкой, как вам может показаться. Вы еще не видели моих сестер.
Наверное, существовал только один способ уладить дело: придется заставить его отступить.
– Хорошо, – пошла на попятную Эсмеральда, прежде чем успела отговорить себя от неожиданно пришедшего в голову плана. – Ваше предложение очень привлекательно, но, к сожалению, меня удерживают от согласия не только обязанности в агентстве, но и домашние: ими я тоже не могу пренебречь.
Брови герцога сошлись на переносице, и он с подозрением буркнул:
– Что вы имеете в виду?
– Я про Джозефину.
– А кто это?
– Моя сестра. Я ее опекунша и не могу оставить бедняжку одну. Переехать к вам и стать компаньонкой ваших сестер я смогу только вместе с ней.
Герцог, прищурившись, всмотрелся в нее так пристально, что ей захотелось взять свои слова обратно.
– Это по меньшей мере необычно.
– Знаю, но тут уж ничего не поделаешь, – вздохнула Эсмеральда в надежде, что теперь он согласится на другую кандидатуру, а не отправится искать компаньонку к конкурентам.
– Неужели больше некому присмотреть за сестрой?
Кузен, теперь виконт Мейфорт, мог бы ей помочь, но с тех пор, как его отец несколько лет назад лишил наследства и выгнал из дому ее мать, Эсмеральда и не подумала бы обратиться к нему, ясно вспоминая бурную ссору между матерью и ее братом, тогда виконтом. Он заявил матери, что, если она пойдет против его желаний и соединит свою судьбу с поэтом-ирландцем, больше не переступит порога родного дома.
Насколько было известно Эсмеральде, с тех пор мать никогда больше не общалась с семьей, как и она сама. У нее не было причин считать, что нынешний виконт пойдет против воли отца. Если они не желают видеть мать, наверняка отвергнут и ее дочь от ирландца. В любом случае Эсмеральда не собиралась проверять, так ли это: о сестре позаботится она сама.
– Некому, – ответила она твердо, покачав головой, совершенно не страдая от угрызений совести из-за того, что не призналась в своем родстве с виконтом Мейфортом.
– Сколько лет вашей сестре?
– Двенадцать, и поэтому, как сами понимаете, я не могу оставить ее здесь на несколько недель одну.
Герцог молча смотрел на нее, и Эсмеральда, с облегчением вздохнув, сказала:
– Теперь я могу подобрать компаньонку для ваших сестер?
– Нет. Возьмите свою сестру с собой.
У Эсмеральды вдруг перехватило горло, и она закашлялась:
– Вы имели в виду… не подразумеваете же вы…
– Я всегда говорю именно то, что подразумеваю.
Что здесь скажешь?
Эсмеральда никак не ожидала, что он согласится на ее немыслимое требование, и, лихорадочно пытаясь найти выход, выпалила:
– А Наполеон? Я и его не оставлю.
Герцог улыбнулся, и сердце Эсмеральды опять куда-то покатилось.
– Джозефина и Наполеон?[1] Полагаю, это ваш брат?
– Нет. Наполеон – наша собака. Вернее, собака сестры. Но я не могу их оставить.
– Я сгораю от любопытства, мисс Свифт: пес получил кличку из-за восхищения императором или презрения к побежденному врагу?
– Ни то ни другое, конечно. Когда мы нашли пса, мокрого и дрожащего, у двери черного хода, шерсть была такой грязной и свалявшейся, что голова его была похожа на треуголку, которую мы видели на портрете Наполеона. Бедняжка был больной и голодный, и мы взяли его домой, чтобы вылечить. Джозефина накормила его, отмыла и подстригла. Песика она полюбила с первого взгляда и назвала Наполеоном.
Герцог немного подумал, прежде чем спросить:
– Какой он породы?
– Скайтерьер. Должно быть, он жил у хозяев, потому что явно выдрессирован. После того как он оправился, мы стали выводить его по утрам и вечерам на прогулку в надежде найти владельца, но никто ни разу не остановил нас, чтобы справиться о нем, а он никогда не пытался сбежать.
– Должно быть, нашел свой настоящий дом.
– Да, и мне приятно думать об этом. И я рада, что вы поняли, почему я не могу стать компаньонкой ваших сестер. У меня слишком много обязанностей, чтобы брать на себя новые.
Герцог подумал, потом спросил:
– Наполеон маленький пес?
– Относительно, – осторожно обронила Эсмеральда.
– Прекрасно. В таком случае привозите обоих.
