Федор толкнул ногой дверь спальни, ногой же захлопнул ее. В спальне стоял полумрак, окна занавешены тяжелыми китайскими шторами. Они старинные, сохранились еще с тех пор, как его батюшка ездил за товаром в Китай. Пятьсот шестьдесят восемь дней и столько же ночей добирался Степан Финогенов в чужие края и обратно. То был великий подвиг его и других купцов города Лальска, что отстроен за несколько веков в вятских лесах.
После того путешествия Степан Финогенов стал по-настоящему богатым купцом. Привез он невиданные шелка, веера, которых здешние дамы и видеть не видели. Много чего еще. Вот сейчас он скинет с плеч жены соболью шубку, а за ней — платье с кружевным воротником, и будет она лежать перед ним в рубашечке китайского шелка, который белее январского снега. Как же изумрудный цвет ее глаз и рыжие волосы подходят к белому, словно свежей сметаной обмазанному телу, восхищался Федор всякий раз, когда смотрел на жену.
Соболья шубка сама собой соскользнула с плеч, стоило Федору тронуть ее. Он опустил Марию на перину из гусиного пуха — самого нежного пуха, набранного от диких гусей, которых он сотнями стрелял на пролете за речкой Лалой. Каждую весну птицы возвращались из теплых мест, чтобы вывести потомство в северном краю, тучами, а не просто стаями летели они. Небо темнело от птиц, стон стоял над полями от их криков. Сколько мяса запасали местные люди в такие дни! Солили, вялили, чтобы зимой вспоминать с благодарностью природу, одарившую их таким добром. А кое-кто вывозил битых гусей в Москву и Питер, продавал почитателям дичи.
Федор взглянул на Марию, и его губы сами собой разошлись в улыбке. Какая легкая Мария, даже перина не просела под ней. Она и сама-то словно пушинка.
Мария застонала и потянулась руками к Федору. Она обвила его руками за шею:
— Милый, милый мой. Люби меня…
— А ты верь, Мария. Верь, как я. Тогда Господь пошлет нам наследника.
Она закрыла глаза, чувствуя, как они наполняются слезами. Любовь Федора она ощущала всем сердцем, всей душой. Да, да, все будет так, как он говорит. Она еще крепче зажмурилась, отчего ресницы стали похожи на двух мохнатых гусениц, которых она собирала летом с листьев черной смородины. Ее губы раздвинулись, он уловил в них призыв. Со свойственной мужчине уверенностью Федор сказал:
— Я знаю, ты думаешь так же, как я.
Она почувствовала на себе его тяжесть, от которой у нее всегда заходилось сердце. Она открыла глаза и увидела на его груди белый грубый шрам. Мария кончиками пальцев прошлась по нему. Федор поймал ее пальчики и крепко стиснул.
— Ты мне нужна, Мария. Только ты мне нужна. Понимаешь? Я никогда не расстанусь с тобой, никогда. Что бы ни было в нашей жизни.
Она почувствовала, как у нее перехватило дыхание.
Она больше не сомневалась, что все сделала правильно. Иначе она не могла поступить.
И как человек, который принял решение, давшееся ему с трудом, Мария испытала прилив желания. Радостная волна подхватила ее, она отдалась ей вся, она качалась на ней, она взлетала вверх, потом падала в невероятные глубины, едва справляясь с собственным дыханием.
А потом наступил покой. Она лежала на плече Федора и не думала ни о чем. Она лишь слушала его ровное дыхание.
Федор Финогенов завершал дела, готовясь к дальнему путешествию. Стоило подумать о том, на что он замахнулся, как сердце его отзывалось тотчас — бухало в груди так громко, что уши закладывало. Не так ли было у батюшки перед походом его в Китай вместе с русским караваном? Но нет больше на свете Степана Финогенова, поэтому не спросишь. Впрочем, без всяких вопросов ясно, что в жизни каждого мужчины должна быть своя великая и важная экспедиция. Оторвавшись, как говорят, от своего корыта, повидав иные страны и иных людей в них, он и сам становится другим.
Вот именно, вздохнул Федор. Другим. Если бы отец его не попал в тот караван, то и он, Федор, не собирался бы сейчас в Америку. Сделать-то все можно, если захотеть, но самое главное — знать, чего захотеть.
После Китая отец стал учить своих детей грамоте.
— Не только парни должны уметь считать, но и девки, — заявил он, когда вернулся из Китая. — А то вдруг с приданым кого из вас возьму и обману! — Степан Финогенов хитро ухмылялся.
