– Как она?
– Она в порядке. Вы смотрели?
Он выглядел уставшим.
– Только как зашивали. Такой большой разрез.
– Вам так показалось?
– Да. Этот шрам разгладится?
– А как же.
Позже каталку очень быстро покатили к лифту. Я шагал рядом. Кэтрин стонала. Ее привезли в послеродовую палату. Я сел на стул у нее в ногах. С нами осталась сестра. В комнате было темно. Я встал и подошел ближе. Кэтрин протянула руку.
– Привет, милый. – У нее был очень слабый и усталый голос.
– Привет, милая.
– Расскажи, какой ребенок.
– Ш-ш-ш, не разговаривайте, – попросила сестра.
– Мальчик. Большой и смуглый.
– С ним все хорошо?
– Да. Он в порядке.
Я перехватил странный взгляд сестры.
– Я ужасно устала, – сказала Кэтрин. – И боль невыносимая. Ты-то как, милый?
– Нормально. Не разговаривай.
– Ты такой хороший. Как же мне больно, милый. На кого он похож?
– Он похож на освежеванного кролика со сморщенным старческим личиком.
– Вам лучше уйти, – сказала мне сестра. – Мадам Генри нельзя разговаривать.
– Я побуду в коридоре.
– Пойди что-нибудь поешь.
– Нет. Я побуду в коридоре. – Я поцеловал Кэтрин. Она была совершенно серая, слабая и уставшая.
– У меня к вам вопрос, – обратился я к сестре, которая вышла вместе со мной. Мы отошли подальше от палаты. – Что с ребенком?
– Разве вы не знаете?
– Нет.
– Он родился мертвым.
– Мертвым?
– Легкие так и не заработали. Пуповина обвилась вокруг шеи или что-то в этом роде.
– Значит, мертвый.
– Да. Мне очень жаль. Такой крупный чудный мальчик. Я думала, вы знаете.
– Нет. Вам лучше вернуться к мадам.
Я сел за стол, где сбоку лежали пришпиленные отчеты дежурных сестер, и уставился в окно. Ничего, кроме ночной темени и дождя, подсвеченного из окна. Вот, значит, как. Мертворожденный. Так вот почему у врача был удрученный вид. Тогда к чему все эти манипуляции? Наверное, надеялись, что он все-таки задышит. Хотя я и не был верующим, но понимал, что его следовало бы окрестить. Но если он даже не задышал? А он не задышал. Он не жил. Только в животе у матери. Я часто слышал, как он там лягался. Не считая последней недели. Возможно, он уже тогда задохнулся. Бедняжка. Почему, черт возьми, я вот так же в свое время не задохнулся! Нет, на самом деле я этого не желал. Хотя тогда бы я избежал всех этих смертей. А сейчас к ним добавится Кэтрин. Это на твоей совести. А если б ты умер сразу, то не знал бы, что это такое. Так и не узнал бы. Тебя вбрасывают в этот мир и сообщают правила игры, но стоит один раз ошибиться, как тебя убивают. Или даже без всяких причин, как Аймо. Или награждают сифилисом, как Ринальди. Но рано или поздно тебя убивают. В этом можешь быть уверен. Поживи, и ты в этом убедишься.
Однажды в палаточном лагере я подбросил полено в костер, а оно оказалось в муравьях. Когда полено занялось, муравьи сначала бросились к горящей середине, потом развернулись и побежали к концу. Вскоре там их скопилось столько, что они стали падать в огонь. Некоторые сумели выбраться, обгоревшие и сплющенные, не понимая, куда они бегут. Но большинство продолжало метаться между двумя точками и, сбившись в кучу на прохладном конце, сваливались в огонь. Помнится, я тогда подумал, что это конец света и что мне предоставлен великолепный шанс выступить мессией: вытащить полено из костра и отбросить подальше, чтобы муравьи оказались на земле. Но вместо этого я плеснул на полено воду из жестяной кружки, чтобы налить туда виски, а уж потом его разбавить. Думаю, эта вода сварила их заживо.
Я сидел в коридоре и ждал вестей о Кэтрин. Но сестра все не выходила, и тогда я осторожно приоткрыл дверь и заглянул в палату. Поначалу я ничего не увидел, так как в коридоре горел яркий свет, а в палате было темно. Затем я разглядел сидящую возле кровати сестру и голову на подушке. Кэтрин лежала под простыней неподвижно. Сестра приложила палец к губам, потом встала и подошла к двери.
– Как она? – спросил я.
– Все хорошо, – сказала сестра. – Можете поужинать, а потом, если хотите, возвращайтесь.
Я прошел весь коридор, спустился по лестнице, вышел из госпиталя и по темной улице под дождем дошел до кафе. Оно было ярко освещено изнутри и заполнено посетителями. Я не увидел ни одного свободного столика. Ко мне подошел официант, забрал у меня мокрый плащ и шляпу и посадил напротив пожилого мужчины, который пил пиво и читал вечернюю газету. Я спросил, какое у них сегодня фирменное блюдо.
