– Ладно, – усмехнулся Андрей Иванович. – Ты его на чистую воду вывел, тебе с него и спрос вести.
Мы остались тет-атет. Вдвоем в темной камере. Круглов не был связан, но понимал, что я убью его при малейшей попытке к бегству.
– Валяй, фон Гофен, или как там тебя по-настоящему, – зло ощерился он. – Грохни меня.
Я почему-то вспомнил, как мы брали Левицкого, его странный взгляд.
– Скажи, Левицкий тебя тогда иудушкой назвал?
Круглов кивнул:
– Меня. Я так надеялся, что он тебя первым кокнет, а уж потом и я его. Жаль, не сложилось.
– Только этого тебе и жаль? – спросил я.
– Ничего-то ты не знаешь, дурень! – криво усмехнулся он и замолчал.
Круглов смотрел в глаза того, кто его допрашивал, и видел в них отражение самого себя.
Фон Гофен… мальчишка, юнец. Наивный, честный, играющий в благородство. Жизнь еще не проехалась по нему асфальтовым катком, раздавив мечты и планы.
Память Круглова обратилась в прошлое.
Юность его пришлась на девяностые. Редко кто вспоминает о них с ностальгией. Разве что те, кто сменил красные турецкие пиджаки на костюмы от «Армани». Успел сменить.
Он был парнем из обычной семьи. Средняя (можно с приставкой «очень») школа, не особо престижный институт. Там Круглов получил мирную профессию инженера-теплотехника, хотя не мог сказать, почему выбрал именно ее. Само собой вышло. Приятели-одноклассники хором подали заявление на этот факультет. Подумав, Круглов присоединился.
Учился так себе. Прогуливал лекции и практические занятия (приходилось подрабатывать – сидеть в ларьке, работать грузчиком на овощебазе). Потому и диплом в итоге был не красный, зато, как любят шутить студенты, рожа не синяя.
Окончание института, как положено, отметили в ресторане.
Пьяные сокурсники, добродушные преподаватели. Тосты, танцы до упада, песни под гитару, женский смех, прогулка по ночному городу. Мечты о будущем, о новой и прекрасной жизни. Планы…
Где-то шла война, но сюда доносились лишь ее отголоски в теленовостях и газетных заметках. Разве что на кладбище становилось все больше аккуратных могилок молодых ребят, а на улицах появились парни, чьи взгляды говорили одно: они были на войне, где проливали кровь и теряли боевых товарищей. По таким взглядам фронтовики Великой Отечественной распознавали друг друга. Тот, кто ходил в атаку и смотрел смерти в лицо, прежним не остается. Война оставляет свой отпечаток.
Но фронтовики тех лет ходили гордо расправив плечи. На той стороне был враг. Они знали, в кого и почему стреляют.
С солдатами девяностых было иначе. Все очень запуталось. Никто не понимал, где правда, где ложь, кто друг, а кто враг. Они не знали, кем были на той войне. То ли героями, то ли душителями свободы самопровозглашенного бандитского государства.
Их предавали, подставляли, мешали с грязью. Генералы торговали солдатскими жизнями, отправляли неподготовленными в бой, обстряпывали за спинами черные делишки.
Эти парни не были ангелами, но ангелов на войне не бывает. Нельзя убивать, оставаясь чистым.
Они догадывались, что их принесли в жертву войне, в которой нет ни правых, ни виноватых. Вернее, у каждого была своя правда, идущая вразрез с правдой других.
Ломались судьбы, ломались характеры. Кто-то срывался, кто-то замыкался в себе, остро чувствуя свою ненужность и настороженность окружающих. Вчерашние домашние мальчики возвращались мужчинами, повидавшими все.
На войне трудно, но еще труднее привыкнуть к миру.
В вузе была военная кафедра, готовившая офицеров мотострелковых войск. Вот только за все время учебы Круглов успел лишь исписать пару тетрадей да разок съездить на стрельбище, где студентам позволили высадить по рожку патронов из АК-74. Стрелял он на удивление метко, будто с автоматом и родился.
А еще ему понравилось. Настоящему мужчине всегда нравится оружие.
Дрожащий автомат прыгал в руках, бил прикладом в плечо, но все пули кучно легли в мишень. Завкафедрой только присвистнул, увидев его результаты.
– В тебе, парень, снайпер пропадает, – сказал полковник. – Талант у тебя.
Круглов вспомнит эти слова немного погодя, а тогда в ушах звенело, пороховой дымок щекотал ноздри, от теплых стреляных гильз исходил пряный запах, казавшийся приятным.
