Она ловко проскользнула меж мной и Ушаковым, откинула в сторону двух, не ожидавших от арестованной такой прыти молодцов в кургузых кафтанах, выскочила за дверь и через секунду уже мчалась по улице.
– Ну девка! – восхитился генерал-аншеф и заорал на застывших как соляные столбы канцеляристов: – Чаво рты пораззявили? А ну, марш за бабой!
Те ринулись скопом, сбившись у дверей в кучу, застряли и наконец, преодолев заминку, погнались за Машей. Я вопросительно уставился на Ушакова. Тот правильно истолковал мои намерения:
– Догоняй, ежели хочется, граф. А я тебя тут подожду.
Мы с канцеляристами добежали до конца переулка, огляделись. Марьи и след простыл.
– Твою мать! – выругался я.
Пришлось разделиться. Я помчался направо, люди Ушакова – в другую сторону.
Как назло, навстречу повалили прохожие: мужики-артельщики в драных кафтанах и лаптях, баба с ведрами (кажется, с полными), две девицы, постреливающие глазами, пьяненький капрал, какие-то торговки. Еще с десяток шагов и… я оказался в центре настоящего вавилонского столпотворения. Казалось, половина Петербурга решила собраться именно сегодня и сейчас, и обязательно в этом месте.
Я и так бежал больше по наитию, а тут совсем растерялся. В груди похолодело. Второй возможности поговорить с разбойницей не будет. Теперь она в ловушку не попадется, ученая.
Кто-то дернул меня за рукав. Я повернулся и увидел пацаненка лет шести. Он улыбнулся щербатым ртом:
– Дай монетку, дяденька, я тебе что-то скажу.
Я удивился его наглости, но кошель все же развязал и положил на крохотную ладошку медный пятак:
– Вот тебе монетка. Говори, чего хотел.
– Ты ведь немец, да? Как его… фон Гофен?
Надо же, городская малышня, получается, знает меня в лицо. И это в век, лишенный телевизоров, Интернета и прочих медийных средств, способствующих дутой популярности отечественных и зарубежных «звезд».
– Мне тетечка просила передать, чтобы ты ее не искал. Она к тебе сама придет сегодня вечером. Где ты живешь, ей ведомо. Жди. Токмо никому про то не сказывай.
Пробарабанив это, словно стишок на детском утреннике, пацаненок попытался скрыться, но я поймал его за руку:
– Погоди. Что за тетечка?
Малыш хлюпнул носом, моргнул и деловито произнес:
– Ладная тетечка, краля распрекрасная.
– Так ты ее знаешь?
– Не-а. Токмо надысь стрельнулся.
– Надысь – это когда?
– Дык это… Недавно совсем. Она ко мне подошла, на вас указала, просила подойти. Ой, дяденька, не ругайся. Она просила тебе еще передать, а я позабыл.
– Молодец, что вспомнил.
Пацаненок посмотрел на меня с усмешкой:
– А ты еще мне денежку дай за труды.
– Держи. – Я расстался с еще одним пятаком.
Дите спрятало монетку и важно заявило:
– Она еще сказала, что ее Машей зовут. Вы поймете.
Я кивнул:
– Спасибо. Теперь я действительно все понял.
Пожалуй, этот вариант будет не хуже. Надо только своих подготовить. Не каждой супруге понравится вечерний визит к мужу таинственной незнакомки. Мне с Настей повезло, она понятливая, но злоупотреблять ее доверием не стоит.
Я вернулся на конспиративную «квартеру», где меня поджидали Ушаков и другие канцеляристы, которым, как и следовало полагать, не повезло с поисками.
– Не нашел?
– Удрала, Андрей Иванович.
Памятуя о Машиной просьбе, я не стал вдаваться в подробности. Сбежала и сбежала, хоть за ней и целый генерал гнался.
По видимости, некоторое время я буду играть в эту игру без прикрытия за спиной, но тут уж ничего не попишешь. Если Ушаков устроит засаду у меня дома, беглянка почти наверняка почувствует ее и больше не придет.
– Вот… – Ушаков разозлился и употребил слово, отнесенное в мои времена к ненормативной лексике. Потом добавил: – Все труды насмарку! Больше она не клюнет.
– На дуру она не похожа, – согласился я.
– Я, конечно, отдам распоряжения по всем заставам, чтобы девку эту споймали, токмо в успехе сомневаюсь. Не по зубам она людишкам нашим будет, – сокрушенно произнес Ушаков.
Тему моего предстоящего абшида генерал-аншеф за время нашего общения так и не затронул. То ли не считал нужным, то ли понимал бесполезность этого занятия. Ему и самому приходилось испытывать и взлеты, и падения. Его участие никоим образом не смогло бы вывести меня из затяжного штопора.
