Двух молодых дирхаундов, Дэвида и Дайну, потомков Паньи, я отдала другу на ферму возле Джил-Джила, там отныне будет для них страна счастливой охоты. Собаки были сильные и резвые, и когда за ними приехали на машине и торжественно увозили их с фермы, они, прижавшись друг к другу, норовили вытянуть головы через борт машины и тяжело дышали, вывалив языки — как будто неслись по следу новой, чудесной дичи. Зоркие глаза и резвые ноги, полные жизни сердца — они покинули дом и равнины, они будут ловить ветер и вынюхивать след, и носиться, сломя голову, по новым, счастливым полям.
Теперь и некоторые из моих людей стали уходить с фермы. Ни кофейных плантаций, ни фабрики для обработки кофе здесь больше не будет, так что Пуран Сингх остался без работы. Он не захотел искать новое место в Африке и в конце концов решил вернуться в Индию.
Пуран Сингх, властелин металлов, без своей кузницы стал беспомощнее ребенка. Он никак не мог взять в толк, что ферме пришел конец; он скорбел о ней, плакал горючими слезами, и они градом текли по его черной бороде; он долго докучал мне, пытаясь уговорить меня остаться на ферме, приставал с разными проектами ее спасения. Он так гордился нашими машинами — какие бы они ни были — что теперь оставался возле парового двигателя и кофейной мельницы, как пришитый, пожирая глазами каждый винтик. Когда же его наконец убедили в том, что сделать уже ничего невозможно, он сразу сдался, отрешился от всего; он был по-прежнему грустен, но впал в полную пассивность; иногда, встречаясь со мной, он поверял мне планы своего путешествия. Уезжая, он взял с собой только небольшой ящичек с инструментами и паяльником, как будто он уже послал свое сердце, свою жизнь за море, и осталось только дослать следом это тощее, непритязательное коричневое тело да ящик с инструментом.
Мне хотелось на прощанье сделать подарок Пурану Сингху, и я надеялась отыскать среди своих вещей чтонибудь, что придется ему по душе, но как только я ему об этом сказала, он весь просиял и заявил, что хочет кольцо. Ни кольца, ни денег на покупку у меня не было. Это было за несколько месяцев до моего отъезда, в то время, когда Деннис еще приезжал обедать на ферму, и я все ему рассказала. Деннис когда-то подарил мне абиссинское кольцо из мягкого золота, которое можно было подогнать на любой палец. Теперь он решил, что я собираюсь преподнести его Пурану Сингху — он всегда жаловался, что стоит ему подарить мне что-то, как я тут же отдаю подарок своим «цветным». На этот раз, чтобы предотвратить подобное деяние, он снял кольцо с моей руки, надел на свою и сказал, что кольцо будет у него, пока Пуран Сингх не уедет восвояси. Это случилось за несколько дней до вылета Денниса в Момбасу, так что кольцо легло вместе с ним в могилу. Но все же до отъезда Пурана Сингха мне удалось выручить достаточно денег от продажи мебели, и я смогла купить ему кольцо в Найроби. Оно было золотое, тяжелое, с большим красным камнем, который выглядел, как стекляшка. Пуран Сингх от радости даже прослезился, и мне кажется, что кольцо как-то помогло ему снести .разлуку с фермой и машинами. Последнюю неделю он носил кольцо, не снимая, и каждый раз, бывая в доме, поднимал руку и показывал мне кольцо, сияя блаженной улыбкой. На вокзале в Найроби я увидела на прощанье только руку Пурана Сингха, тонкую темную руку, которая умела так молниеносно наносить удары на наковальне. Рука высунулась из окна вагона, битком набитого туземцами, где Пуран Сингх пристроился на своем ящичке с инструментом, а алый камень на пальце сверкал, как звездочка, при каждом прощальном взмахе руки — вверхвниз.
Пуран Сингх возвратился к своему семейству, в Пенджаб. Он не видел своих много лет, но они посылали ему фотографии, которые он хранил в маленьком домике из гофрированного железа возле фабрики, и показывал их мне с великой нежностью и гордостью. Уже с дороги, с парохода, идущего в Индию, я получила несколько писем от Пурана Сингха. Все они начинались одинаково: «Дорогая сударыня. Прощайте», а дальше следовали новости и приключения, случившиеся с ним в пути.