Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки - страница 73

— Остальное, — сказал я, — потом заберу.

Я надул дворничиху. Да и неизвестно было, дворничиха ли она. Может, тоже ведьма. Хотел бы я знать, зачем ей метла понадобилась? Я обошел ее стороной, чтоб она не могла вскочить на меня верхом. Уже темнеть начало, и ей вполне могло прийти такое в голову.

На улице мне встретился парень, очень похожий на того бурсака, который так глупо погиб. Старинная церквушка, мимо которой я хожу каждый день, оказалась той самой — это в ней все случилось, поэтому там и устроили овощную базу. Я понял, что по улице надо ходить с оглядкой и не встревать в разговоры. Я еще раз пожалел, что атеистическое воспитание в нашей школе поставлено скверно: стоит человеку прочесть хорошую историю и он уже во власти суеверий.

Я позвонил Свете Подлубной. Мне было трудно объяснить, чего это вдруг мне вздумалось с ней встретиться. Я повторял:

— Нужно поговорить, понимаешь?

— О чем?

— Увидишь, — сказал я. — Об интересном.

— Ладно, — сказала она, — раз ты так хочешь. Только смотри не затевай ничего такого… Я ведь тебя знаю, Быстроглазый.

Она расхохоталась, когда увидела меня с моей любимой книжкой и стопкой журналов.

— Что это значит? — спросила она. — Ты очень странный последнее время.

Я объяснил:

— Вот шел и увидел: хорошая литература валяется.

— Все равно странно. Предупреждаю: если ты опять начнешь по-английски, я уйду.

— Да нет, — сказал я. — Просто поговорим об интересном.

Я повел ее в скверик, что возле той самой церквушки, в которой нечистая сила погубила бурсака.

— Какая все же интересная литература у нас валяется, — сказал я и стал рассказывать об апологете капитала, который решил философией заниматься, но не шиша в ней не смыслит.

Света очень заинтересовалась, спросила, где этот апологет живет.

— Может быть, все-таки его нужно подучить, — сказала она. — Нельзя же сразу на общественно полезные работы только из-за того, что он апологет.

Я согласился. Когда человек доброе говорит, с ним приятно соглашаться. Я рассказал, какая история приключилась с бурсаком, сказал, что мне жаль было ведьму, когда она превратилась в красивую девушку. Света поняла, что я тоже в доброте разбираюсь.

— Ты правильно рассуждаешь, — сказала она.

Я подумал: «Пора проверять» — и приступил. Все получилось замечательно: она входила в наш дом, как входит мама — расстегивая пальто на ходу и улыбаясь; она почесывала нос, за который я ее когда-то дернул давно, когда мы были еще детьми. Я присмотрелся к квартире: наша.

— Что ты так на меня смотришь? — спросила Света.

Передо мной сидел родной человек. Я в этом не сомневался. Это такая редкость: родные люди на улице не валяются. Родного человека надо хватать и тащить в дом. Лучше бы прямо сейчас. Но ведь она еще не понимает, что будет моей женой.

— Да что ты так на меня смотришь? Перестань!

— Хорошо, — сказал я. — Я не смотрю, я задумался. Вот я записал интересные слова — «квазитеория» и «квинтэссенция». Ты что-нибудь в этом смыслишь? Давай поговорим.

Но она в этом не разбиралась. Она сказала:

— О пульсарах — пожалуйста. Или, если хочешь, о загрязнении атмосферы.

— Ладно, — сказал я. — Начинай.

— Нет, ты начинай. И не смотри на меня так. Ты что, загипнотизировать меня хочешь? Имей в виду: я еще не совсем тебе доверяю.

— В сущности, — начал я, — если вдуматься, в смерти нет ничего трагического…

Я и сам не понял, как это получилось. Все дело, наверно, в том, что мне припомнилась замечательная тема из второй части концерта Сен-Санса. И я пересказал ей наш разговор с Сен-Сансом, который мы вели, когда я в последний раз навестил Геннадия Матвеевича: откуда-то травка взялась, голубое небо и две тучки. Тучки я припомнил — это были те самые, которые украшали небо в филателистический праздник, — опять их начало размывать, сквозь них просвечивала синева, и очень жаль, сказал я, что они скоро исчезнут, потому что, хотя и другие тучки появятся, но таких уже не будет. Удивительно грустно выходит: были тучки — и нет, но тогда откуда же берется радость?

Теперь уже она смотрела на меня не отрываясь.

— Быстроглазый, — сказала она. — Ты совсем не такой, как я думала. Ты так хорошо в музыке разбираешься.