Молодой человек начал было отказываться, но гостеприимный хозяин и слушать не захотел.
— Чего говоришь — нет, когда тебя зовут? — с большим акцентом проговорил он. — Места что ли жалко? Для всех хватит, и твоих товарищей заберем. Моя фамилия Айбеков.
Они прошли по тенистой улице пристанционного поселка.
— Вот тут мы и живем, — сказал Айбеков, останавливаясь перед длинным, с плоской крышей, саманным зданием. Отличительной особенностью его было то, что на улицу не выходило ни одно окно и наружная стена дома казалась продолжением довольно высокой саманной ограды, плотно закрывавшей двор со всех сторон.
Жарко светило среднеазиатское солнце, было душно, а внутри здания царил полумрак и стояла приятная прохлада. Узкая прихожая разделяла постройку на две части. С левой половины вышла пожилая женщина в длинной белой юбке. На приветствие Щербакова она молча кивнула головой. Хозяин повел гостя направо, где вдоль стен стояли обитые жестяными полосками сундуки, на которых возвышались стеганые одеяла и цветные подушки. Толстый ковер закрывал пол.
Вскоре сюда вошел стройный, черноглазый юноша лет восемнадцати.
— Сын, — представил его Айбеков, — студент, на каникулы приехал.
Юноша крепко пожал Щербакову руку, назвал себя:
— Рашид.
— Чай будем пить, — сказал хозяин.
Он снял форменную куртку, бросил на пол несколько подушек и, ловко поджав по себя ноги, уселся на ковре. Сын последовал его примеру, Щербаков присоединился к ним.
Женщина принесла самовар, расписные пиалы, поставила мед, сахар, молоко, круглые зарумяненные и аппетитно пахнувшие лепешки.
Неторопливое чаепитие продолжалось долго. Айбеков молча осушал пиалу за пиалой. Закончив чаепитие, хозяин поднялся, одел куртку.
— Пошел на службу, а ты отдыхай.
— Я с вами, — сказал Щербаков, — узнаю, как там наш груз.
— Отдыхай, — повторил хозяин, — сейчас самая жара. Потом придешь, груз твой никуда не денется…
В этот же день Щербаков довольно успешно решил все хозяйственные дела, договорился в автомобильной колонне о предоставлении экспедиции машины до селения Хамза-Абад у подножия Алайского хребта и стал дожидаться остальных участников.
Пользуясь свободным временем, Михаил регулярно тренировался. Поднявшись вместе с солнцем, он выполнял гимнастические упражнения, затем отправлялся в десятикилометровый пробег. Днем отдыхал, а к вечеру снова бегал, прыгал и помногу ходил.
В этих вечерних прогулках его обычно сопровождал Рашид. Студент искренне привязался к Щербакову и смотрел на него с нескрываемым обожанием.
— Возьмите и меня в горы, — как-то попросил он.
— Не знаю, Рашид, дело трудное, надо подготовку иметь.
— Сумею, — решительно проговорил тот, — все сумею делать, — горячо убеждал юноша.
— Вот начальник приедет, тогда и поговорим.
Каждое утро Щербаков и Рашид шли на станцию встречать поезд. И вот однажды на деревянный перрон сошла группа веселых молодых людей. Щербаков подошел к ним, и сердце его дрогнуло…
Возле знакомого Щербакову чемодана, в том же легком полосатом платье и соломенной шляпе с малиновым бантом стояла Лена. Девушка тоже изумилась нежданной встрече.
— Вы… Здесь? Какими судьбами? — спрашивала она.
Немного успокоившись, Щербаков ответил:
— Видимо, теми же, что и вы. В экспедиции Бархатова.
— Правда? — не скрывая радости, воскликнула девушка. — Ой, как хорошо!
Вышло это у нее совсем по-мальчишески. Разговор оборвался. Лицо Лены, смуглое от загара, зарделось; она, как показалось Михаилу, застыдилась сценой встречи с ним.
Щербаков начал знакомиться с окружающими их людьми. Вместе с Леной и тем курчавым парнем их было пятеро.
— Мне о вас Лена рассказывала, — пожимая Михаилу руку, весело проговорила круглолицая симпатичная блондинка с ямочками на щеках.
— Галка, не смей…
— А я ничего особенного не говорю.
Подал руку курчавый молодой человек:
— Малинин.
— Щербаков.
Они не произнесли больше ни слова.
Остальных Михаил знал. Оба были мастера спорта, прославившиеся высокогорными восхождениями на Кавказе. Кроме того, один из них — Осередко, невысокий, похожий на грузина, с черной острой бородкой, слыл неплохим художником. Его картины Щербаков видел на выставке в Москве. Мать у Осередко была грузинкой, а отец — украинец. Подобно Айвазовскому, воспевшему море, Павел Григорьевич Осередко мечтал стать певцом гор, чтобы поведать людям о их чудесной красе. Щербаков запомнил одну его картину «Пурга в горах». В снежном вихре, талантливо переданном художником, среди высоких горных скал можно было различить фигуру с рюкзаком за плечами и ледорубом в руке. Большое мужество угадывалось в этом одиноком человеке, непокорно идущем навстречу ветру. И чувствовалось, что его воли не сломить разыгравшейся вокруг стихии.
