Утром Кэрмоди связался с Холмъярдом.
– Как минимум пятеро детей практически не уступают Туту в изучении английского,-сказал он.-Но из взрослых никто не изъявил желания повторить хоть слово. Может, они не могут преодолеть привычек и не в состоянии обучаться. Не знаю. Сегодня попробую поработать с вождем и с другими. Да, кстати, когда повезете снаряжение в мое убежище, прихватите пояс с патронташем и кобуру для пистолета. Не думаю, что это их удивит. Ведь они знают, что я не настоящий горовиц. Но, похоже, для них это не имеет значения.
Сегодня я попробую убить антилопу и показать им, как обжаривать целую тушу. Но у них ничего не получится, пока они не найдут кремень, из сколов которого можно делать ножи. Думаю, что надо отвести их в такое место, где его можно обнаружить. У вас есть что-нибудь на примете?
– Поедем искать на джипе,-ответил Холмъярд.-Вы правы. Если даже они научатся делать инструменты и посуду, у них нет сырья.
– Но почему вы не выбрали группу, что располагается рядом с выходами кремня?
– Главным образом, потому, что Горовиц нашел этих созданий именно здесь. Мы, ученые, как и прочие, привыкли двигаться по накатанной колее и не думаем о будущем. Кроме того, мы не имели представления, что эти животные... м-м-м, люди, если они заслуживают такого определения,-обладают такими способностями.
К Кэрмоди подошла Туту, держа в руке кузнечика размерами с полевую мышь.
– Это...
– Это кузнечик,-ответил Кэрмоди.
– Ты гореть... огонь.
– Да. Я разжигаю огонь. Но не горю. Я жарю на на огне.
– Ты жарить на огне,-повторила она.-Ты давать мне. Я есть, ты есть.
– Она уже освоила два предлога... мне кажется,-произнес Кэрмоди.
– Джон, к чему этот пиджин-инглиш?-сказал Холмъярд.-Почему надо избегать временных категорий и падежей, сводить к минимуму личные местоимения?
– Потому что в этом нет необходимости,-ответил Кэрмоди.-Многие языки, как вы знаете, обходятся без настоящего времени. Более того, в современном английском прослеживается тенденция опускать его в разговоре, а я могу только предполагать, как развитие пойдет дальше.
Учу же я их языку низших классов, поскольку думаю, что речь неграмотных возобладает. Вы же знаете, с каким трудом преподаватели в наших школах устраняют из лексики учащихся жаргон лифтеров.
– Ладно,-сказал Холмъярд,-в общем-то это неважно. Насколько я понимаю, горовицы не имеют представления об отличиях. Слава Богу, что вы не обучаете их латыни!
– Слушайте!-воскликнул Кэрмоди.-Об этом я и не подумал! Почему бы и нет? Если горовицы когда-нибудь станут достаточно цивилизованными, чтобы совершать межзвездные путешествия, то, где бы они ни оказались, всегда смогут общаться со священнослужителями.
– Кэрмоди!
Тот хмыкнул.
– Я вас просто поддразниваю, доктор. Но мне пришла в голову серьезная мысль. Если и остальные группы проявят такие же способности, почему бы не обучать каждую из них другому языку? Хотя бы в виде эксперимента? Эта группа будет представлять индоевропейскую ветвь, другая-китайско-тибетскую, кто-то освоит диалекты американских индейцев, а другие-наречия банту. И будет интересно проследить, как разовьется каждая из них в социальном, технологическом и философском смысле. Повторит ли земной путь развития своего прототипа? Повлияет ли определенный тип языка на восхождение его носителей к вершинам цивилизации?
– Заманчивая идея,-согласился Холмъярд.-Но я против. У разумных существ и без того достаточно барьеров на пути взаимопонимания, чтобы еще воздвигать искусственные в виде разных языков. Нет, я все же думаю, что всем им необходимо освоить английский. Единый язык будет хотя бы единственным общим элементом. Хотя одному Богу известно, как быстро он начнет распадаться на отдельные диалекты.
– Я научу их птичьему английскому,-сказал Кэрмоди.
В качестве одной из первых задач, которые он поставил перед собой, Кэрмоди решил внушить Туту обобщенное понятие «дерево». Она уже взялась обучать своих сверстников тому, что усвоила сама, и, ткнув пальцем в сторону тополя, сказала: "Дерево! Но, показав на другой тополь, замолчала и удивленно уставилась на Кэрмоди. Тот понял, что, хотя в данный момент она воспринимает этот тополь тоже как дерево, для нее это понятие связано со строго определенным деревом. У нее не было родового понятия дерева.
