Первый помощник капитана «Чайки» оторвался от панели управления и взволнованно указал на информационный экран с мелькающими на нем цифрами:
– Если приборы не врут, мы в сотне тысяч километров от второй планеты. Их в этой системе всего десять. Но нам везет: одна из них пригодна к жизни. Вторая по счету.
Он замолчал. Капитан Ту с любопытством взглянул на помощника; тот был бледен, лишь в замечании о везении звучала ирония.
– Это Прорва, сэр.
Смуглая кожа капитана побледнела. Ругательство застыло у него на устах, правая рука дернулась, как будто он собирался вытереть пот со лба, но тут же вернулась на место.
– Что же, мистер Гивенс. Попробуем приземлиться. Для нас это единственный выход. Ждите дальнейших распоряжений.
Он резко отвернулся, чтобы никто не мог заметить выражения его лица.
– Прорва, Прорва, – пробормотал он. Облизнув пересохшие губы, капитан заложил руки за спину.
Послышались два коротких звонка. Мичман Нкрума коснулся выключателя интеркома и произнес:
– Мостик.
Ожил встроенный в стену экран, на котором показалось лицо стюарда.
– Сэр, доложите, пожалуйста, капитану о том, что в седьмой каюте его ожидают епископ Андре и отец Кэрмоди.
Капитан Ту, теребя маленькое распятие, висящее у него в правом ухе, взглянул на часы. Гивенс, Нкрума и Меркалов напряженно наблюдали за ним, хотя тут же отвели глаза, когда он повернулся в их сторону. Капитан Ту мрачно улыбнулся, заметив выражение их лиц, затем расправил плечи и приосанился. Казалось, команда очень нуждается в его спокойной уверенности, которая подтвердила бы способность капитана привести их в безопасную гавань. Поэтому он постоял, громоздкий и надежный в своей небесно-голубой форме, не изменившейся с XXI столетия. Все знали, что он чувствует себя в ней смешным, когда появляется в космопорту, но по кораблю он вышагивал в ней, словно рыцарь, закованный в броню. Хотя мундиры и брюки устарели и их можно было увидеть лишь на карнавалах и в исторических фильмах или на офицерах с инопланетных кораблей, но здесь они были вполне уместны. Форма подчеркивала статус капитана, придавала ему значительность, способствующую поддержанию дисциплины. В этот момент он как никогда нуждался в доверии и уважении. Поэтому-то поза его была вполне осознанной; перед командой стоял спокойный и знающий свое дело шкипер, настолько уверенный в себе, чтобы потратить время на общение с пассажирами.
– Сообщите епископу, что я скоро наведаюсь к нему, – приказал капитан Ту Нкруме.
Он покинул мостик, миновал несколько коридоров и вошел в небольшой зал.
Помедлив в дверях, капитан обвел взглядом пассажиров. Все, кроме двух священников, были здесь. Никто из них еще но знал, что «Чайка» уже не перемещалась в гиперпространстве. Парочка влюбленных, Кейт Леджин и Пит Мастерс, сидели в углу ил софе, держась за руки, перешептываясь и обмениваясь взглядами, полными еле сдерживаемой страсти. На другом конце комнаты миссис Рэкка вместе с судовым врачом Чандра Блейком раскладыла пасьянс. Она была крупной красивой блондинкой, однако ее портили двойной подбородок и темные круги под глазами.
Полупустая бутылка бурбона на столе многое говорила о причинах увядания былой красы; те же, кто был ближе знаком с дамой, знали, чго своим полетом на «Чайке» миссис Рэкка была также обязана бутылке. После развода с мужем на Вайлденвули она направлялась к родителям в мирок где-то на краю Галактики. Ей пришлось выбирать между мужем и бутылкой, и миссис Рэкка выбрала объект попроще в обращении и поудобнее при перевозке. Как она объясняла доктору, когда вошел капитан, выпивка никогда не будет критиковать или называть вас пьяной свиньей.
Чандра Блейк, невысокий темноволосый мужчина с выступающими скулами и большими карими глазами, слушал ее с натянутой улыбкой. Его явно весьма смущали громогласные разглагольствования миссис Рэкки, но вежливость не позволяла уйти.
Капитан откозырял, ответил улыбкой на приветствия пассажиров и, отклонив предложение миссис Рэкки подсесть к ним за столик, прошел в коридор, где и остановился перед дверью седьмой кабины.
Дверь отворилась, и он вошел. Высокий и подтянутый, капитан выглядел сделанным из какого-то темного негнущегося металла. Резко остановившись, он наклонился, чтобы поцеловать протянутую епископом руку, но проделал это настолько неуклюже и с таким очевидным нежеланием, что исчезла вся торжественность момента.
