— Я слышала злые намеки. Но не друзья, а враги подхватили их и разнесли сплетню. Я знаю своего ребенка. Мой Чингиз, мой Чига-жан не сделает того, что о нем болтают. Кто не увлекается в молодости? Не правда ли, Чорман? Ну, пошалил мальчик, кровь-то играет. Только он никогда не был легким, как перекати-поле. Если даже что и случилось с ним, я его обуздаю. Я — мать, не позволю посторонним вмешиваться в судьбу сына. А у самого силенок не хватит! Пусть только попробует стать поперек. Но знаешь, Чорман, вскочил прыщик, нельзя ему давать зреть. Надо нам вместе поехать в Омск.
Чорман согласился с Айганым. И трех дней вдова не погостила на берегу Темного озера. С ней отправился не только баянаульский султан в сопровождении непременных джигитов, не только сын его Муса, но и главная виновница всех волнений Зейнеп.
Как ни оберегали Зейнеп от дурных известий об ее женихе, как ни утаивал их сам Чорман, хорошо знавший, что происходит в Омске, тринадцатилетняя невеста постепенно начинала все понимать.
Чорман, непреклонный в своем решении породниться с торе, вначале даже от жены своей скрывал слухи о Чингизе. Скрывал до самого приезда Айганым.
Но, увы, старания Чормана были напрасными. Топан сама успела выведать все, и однажды с издевкой ошарашила своего мужа знанием таких подробностей, какие ему самому никто не рассказывал:
— Ах ты, мальчик-судья, бала-бий, кого это ты решил перехитрить!..
И пошла, и пошла, и пошла. Ветер ли ей принес эти новости, или сам шайтан нашептал, но Топан говорила правду.
И Чорману нельзя было увильнуть от прямого ответа. Он ей все объяснил и раскрыл свои замыслы до конца. Топан согласилась со всеми его доводами, согласилась и с тем, что Зейнеп надо везти в Омск и заключить там брачный союз, независимо от того, хочет или не хочет сейчас Чингиз стать ее мужем.
— Вези ее, вези! — поддакивала Топан. — Не одна Зейнеп становится в тринадцать лет хозяйкой очага. Бывает, и помоложе девушки заводят семью.
— Значит, готовь дочь в дорогу, — велел довольный исходом разговора Чорман.
Но Топан не очень-то была уверена, что строптивая Зейнеп сразу подчинится ей. Вдруг она опять примется за старое, опять начнет капризничать, боязливо вздыхала мать. И не пошла сама, а послала к ней женщин, как и в прошлый раз.
Снохи шли с опаской, начали издалека, осторожно и длинно. Но не успели они высказать и малой части своих доводов, как Зейнеп прервала их кратким и безоговорочным согласием.
— Конечно, поеду.
Зейнеп всегда была склонна к неожиданным поступкам. Несколько дней назад она и слышать не хотела о поездке в Омск, а теперь согласилась сразу, не дослушав уговоров тетушек.
Взбалмошная девчонка, что и говорить! Но дело было не только в ее вздорном характере. Она находилась в том возрасте, когда все меняется — и тело, и мысли, когда все "неясное в какое-то мгновение становится ясным.
Давно ли она не придавала никакого значения своей помолвке с Чингизом. Детство в ней брало верх над отрочеством. И когда кто-нибудь посмелее заговаривал с ней об ее будущем или делал только намеки, весь запас бранных слов, приобретенных Зейнеп у табунщиков, обрушивался на смельчака.
Но быстро подошло время девических мечтаний. Она уже представляла себе первую встречу с Чингизом, которого все называли ее женихом. Сегодня становилось не похожим на вчера: совсем по-иному начинала она бояться этого свидания. Может быть, слишком желая встречи, она и отвергла первое предложение ехать в Омск. Ведь тогда конец ее мальчишеским забавам. И мало ли что произойдет тогда.
У Зейнеп обострилось и чувство самолюбия. Узнав теперь, что ее жених колеблется, что он какую-то другую нашел в городе, она едва не сгорела от стыда. Да, она могла ссориться даже с отцом. Но в ее глазах среди всех взрослых людей в той степи, которую Зейнеп могла себе представить, не было человека умнее и уважаемей отца, Чормана. А кто она, Зейнеп? Она прежде всего дочь Чормана.
Так дочь Чормана не подвела своего отца.
Обрадованные согласием Зейнеп, родители, особенно мать, теперь озабочены были другим, как бы получше, побогаче нарядить свою любимицу.
