Чормана уже не называли мальчиком-бием.
— Бай, бий, апицер! — подобострастно говорили о нем аульные главари. И добавляли вполголоса:
— Хитрый наш Чорман, оборотистый, с ним не потягаешься.
Эти качества не мешали, а скорее помогали Чорману пользоваться уважением своих братьев земляков. Он был обходителен и знал, кого надо поддержать и чьей поддержкой пользоваться. Даже внешность его располагала к себе. Он был высок, осанист, с черной заостренной бородкой внушительного вида и густыми пышными усами. В год знакомства Чормана с Айганым ему было всего двадцать семь лет, и приятно было смотреть на его свежее, гладкое — без единой морщинки — лицо.
И Айганым в свои тридцать пять лет еще не утратила зрелой женской красоты.
Знакомство это не прошло мимо аульных сплетников, окружавших кривотолками каждую их новую встречу. То тут, то там ронялись едкие фразы:
— Не подобало бы так…
— Нашла себе мужа ханская вдова.
— А он-то каков. Нет, что ли, баб моложе?..
Слухи ползли одни другого ехидней. И вдруг удивительная весть: Чорман и Айганым стали сватами. Как же так? Если это правда, значит, правда и то, о чем поговаривали раньше.
Сплетники ошибались. Но ложные в сути самой слухи имели под собой какую-то почву. Чорман, пришедший в изумление от осанки, красы и ума Айганым, стал искать с ней встреч. Айганым, не раз ловившая жадные мужские взгляды, сразу поняла, почему ее стал часто навещать баянаульский султан.
Поняла она и то, что ей не следует отвечать жаркими чувствами на взгляды Чормана. У Айганым хватало силы владеть собой. С ранней юности она привыкла утаивать сны. Почти девочкой выданная замуж не просто за старого человека, а за властительного хана, она научилась дорожить своим влиянием в Орде и даже гордилась званием ханской жены и дочери хаджи. Несмотря на то, что время от времени вокруг ее имени возникали всяческие слухи, она предпочитала не давать для них лишнего повода. В глубине души Айганым, конечно прекрасно сознавала, что она далеко не невинный ангел, а простая смертная, такая же, как все. Но ей очень не хотелось давать это кому-либо почувствовать: будь это слывущий знаменитым мирза, будь это обыкновенный скотовод — шаруа. Дай им только волю, они с удовольствием будут распускать новые небылицы, похваляясь своей близостью к вдове и преувеличивая свои победы. А если она и в самом деле согрешит? Уж тут ничего не поделаешь. Ведь поступил так ее деверь, рыжеволосый Сар-тай, которого она пустила к себе за порог, будучи убежденной, что лишнего слова он не скажет. Но и Сартай не оправдал доверия ханши. Тогда Айганым жестоко отомстила ему, посодействовав — понятно, совсем по другому поводу — высылке Сартая туда, где на собаках ездят.
Но людского злословия ничем не остановить.
— Призадумайтесь, — шептали сплетники, — почему окружила она себя молчунами-джигитами? Да еще из бедняков…
По всем этим причинам Айганым настороженно отнеслась и к Чорману, делая вид, что не замечает его пылких взглядов. Это сильно удивляло султана, уверенного в своей нетрудной и скорой победе над вдовой, как обычно бывало с ним в любом другом ауле. Однако, как говорится, запретный плод сладок. Самолюбие Чормана было уязвлено, и он решил добиться своего во что бы то ни стало. Приезды его участились.
Как же относилась к нему Айганым?
Он привлекал ее как бай и султан, выбившийся своей волей из простых людей. Еще до знакомства с Чорманом она была наслышана об его уме. Однако время шло, взгляды баянаульца становились все откровеннее и жарче. Айганым не только поняла его увлеченность, но и сама в душе любовалась красивым и статным джигитом, к тому же таким молодым. По-прежнему не допуская вольностей, она тем не менее однажды поддержала Чормана в его предприимчивом балагурстве.
— Тебе хочется, чтобы мы были ближе друг к другу. Я согласна. Для этого дорога есть.
Чорман еще не понимал, куда она клонит.
— Обменяемся, Чорман, девушками.
— Ладно, — неуверенно отвечал Чорман, — но как это сделать?
— Сказать по правде, бог отобрал моих дочерей, а у тебя есть… Не так ли?
— У меня есть дочка, только маленькая еще.
