— Чорман, — говорила Айганым, — не посрамит свое доброе имя. И род Каржас и род Суюндик помогут ему. Он приведет столько скота, что наши котлы позолотятся. Под его дарами прогнутся верблюжьи спины.
Айганым замолчала, пристально вглядываясь в приличествующие разговору важные лица султанов и старейшин.
— Что вы скажете мне? Сват мой, но Орда — ваша. Чем вы встретите Чормана?
Вожаки родов не были многословными.
— Как ты задумала, так и решим, — был их краткий ответ.
— Тогда слушайте меня, — Айганым приосанилась, голос ее стал звучным и властным, — скот на убой будет вашим, все подарки — мои. Сколько бы гостей ни приехало, — хоть тысяча, — я каждому найду место и каждого одарю.
… Чорман готовился к тою в Срымбете не по старым обычаям. Он давно заглядывался на городские порядки в Омске, и купеческий новый размах не давал ему покоя. Переимчивый и любящий, чтобы о нем ходила восхищенная молва, он не пожалел денег на выезд. В повозки тройками и в тарантасы парами были впряжены кони масть в масть — в белых чулках: их ноги были обтянуты шелком. Уздечкам и сбруям цены не было. Повозки сопровождали джигиты. Должно быть, сто всадников. Срымбетовцы были восхищены. А тот, кто никогда не бывал в городе, так и застыл с разинутым ртом.
Гостям был оказан самый радушный прием. Они разместились и в большом доме и в соседних, меньших по размеру. Многие степняки впервые видели такие удобные городские строения. Пока только в Срымбете можно было встретить у казахов столь разумно и просторно спланированные дома.
Со времен Аблая в роду принято было девушке, выходящей замуж, дарить в приданое только новые вещи. Что касается невесток, то приданое дарилось не им, а Ханской ставке. Так добро накапливалось годами. В те времена, когда ставка размещалась в войлочной юрте, все подарки и другое цепное имущество, прятались в пещерах горы Срымбет. Пещёры так и назывались складами. При откочевке на джайляу у складов оставляли охрану. Когда по просьбе Айганым строился деревянный городок, сделали и сараи. Надобность в пещерах отпала. Айганым жила в своем городке и зимой и летом. Откочевки на джайляу больше ее не прельщали, в Срымбете она чувствовала себя спокойнее в любое время года. Приметой оседлого быта стало проветривание имущества — весною и осенью. Ковры, меха, одеяла выбивались на открытом воздухе. Останавливались восхищенные аулчане, рассматривали вещи, глаз отвести не могли от них.
Вот так же и спутники Чормана не могли отвести глаз от украшений, расстеленных и развешанных в гостевых комнатах дома Айганым.
Не скрыл своего удивления и сам Чорман:
— Наши казахи любят бахвалиться своим скотом, но даже тысячный табун аргамаков не стоит и половины этих драгоценностей.
После нескольких дней обильного угощения гости стали собираться в обратный путь. Айганым напомнила Чорману, что надо договориться о калыме — выкупе за невесту.
Чорман попробовал пошутить:
— Пусть будет по-твоему. Но калым должен быть достоин такого сватовства. Баранов надо гнать тысячами, коней — сотнями, верблюдов — десятками.
Разговор шел в большой гостиной. Айганым и бровью не повела. Но старейшины атыгейцев и карааульцев нахмурились. Шутки они не приняли. Один из аксакалов неодобрительно взглянул на самоуверенного, покрасневшего от мяса и кумыса Чормана, сказал с достоинством тихо и внятно:
— Все, что просишь, — получишь…
Чорман, годившийся в сыновья аксакалу, снисходительно улыбнулся.
— Я же только в шутку. И уж если говорить правду, в этот день, когда мы соединяем две молодые жизни, у меня и желания нет обременять сваху и ее родичей большими расходами.
Айганым вспыхнула. Это задевало ее самолюбие. «Далеко пойдет», — подумала она, но промолчала. И снова тихо и внятно произнес аксакал:
— Ты — человек известный, ты — Чорман. Но и мы не последние люди. Возвращаться с пустыми руками, — значит, оскорбить нас. Сам видишь, — драгоценностей в доме хватает. А рядом в степи есть скакуны-иноходцы. Выбирай отборных, чтобы было чем гордиться. И тебе и нам…
— Так и будет! — воскликнул Чорман. — Я не уеду от вас с пустыми руками. Но позвольте мне самому назначить калым. У меня есть кое-что на примете.
