Ольга взяла плед и укрыла деда.
— По-моему, вы оба несколько перебрали! — сказала она, внимательно глядя на Оболенцева.
— Я в форме, Оленька! Только если вы не хотите, чтобы я вас проводил, то скажите смело, я не обижусь. Это ваше право, и обижаться глупо.
— Хочу! — твердо сказала Ольга, не заметив двусмысленности слов. — Очень хочу. Проводите меня, пожалуйста!..
Ольга закрыла калитку на внутреннюю щеколду, и они пошли по дороге, серпантином бегущей к шоссе.
На юге ночь опускается мгновенно черным покрывалом. И звезды загораются такие огромные, каких в Москве никогда не увидишь.
Но Оболенцев если и видел звезды, то только в глазах Ольги.
— Как быстро стемнело! — заметил он, пытаясь начать разговор.
— Вы мне лучше откройте тайну: кто вас познакомил с Павлом Тарасовичем? — напомнила Ольга. — Серьезно, я умею хранить тайны!
Оболенцев подумал несколько секунд и, поскольку тайны в этом не было, сказал:
— Майер!
— A-а, понимаю! — сдавленно произнесла Ольга. — Вы, наверное, из той следственной группы, что посадила Майера? Так Павел Тарасович к его делам никакого отношения не имеет!
— Защитница! — улыбнулся Оболенцев. — Кто же вам сказал, что имеет?
— Но почему вы только сейчас явились сюда? Вы следователь?
— Да, следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР! — на полном серьезе ответил Оболенцев. — Так полностью звучит моя должность.
— Если особо важное дело и вам Павла Тарасовича порекомендовал Майер, зачем же надо было столько ждать? — не понимала Ольга. — Или смерть Майера нарушила какие-то планы?
— Майер меня заочно познакомил с Павлом Тарасовичем, когда я был в Нью-Йорке, а до этого я не слышал о Скорине. Я имею в виду Павла Тарасовича, разумеется, — поправился Оболенцев, — а не белорусского просветителя.
— Разве Майер жив? А весь город считает, что он умер в заключении, в лагере. Где-то на Магадане…
— В Воркуте! — усмехнулся Оболенцев.
— И как он выглядит? Постарел?
— На тень отца Гамлета не похож! — засмеялся Оболенцев, вспомнив свое удивление при встрече с Майером. — Когда я его там увидел, то сначала принял за призрак. Правда, Майера, а не отца Гамлета. Физически выглядит прекрасно, по-моему, даже помолодел! А вот тоскует по родине сильно.
— Все они тоскуют по родине, — тихо заметила Ольга. — Не тот возраст, чтобы шастать по заграницам. О душе думать пора.
— Поездить по миру не вредно в любом возрасте. Американцы как выйдут на пенсию, так из-за границы не вылезают. Другое дело, они всегда могут вернуться.
Оживленно беседуя, Ольга с Оболенцевым и не заметили, как подошли к трехэтажным, с облупленной штукатуркой кирпичным домам.
Ольга остановилась, и Оболенцев вдруг понял, что все, они уже пришли и надо расставаться.
— Уже пришли? — обиженно протянул он. — Как быстро!
— Действительно быстро! И не заметила, как дошли!
— Может, еще погуляем? — предложил Оболенцев, глядя в глаза Ольги. Но девушка уже не слушала его, она смотрела на свои темные окна и представляла, что сейчас опять останется одна, а он уйдет и, может, они никогда уж не увидятся.
И эта мысль сводила с ума.
— Хотите кофе? — вдруг спросила Ольга, вспомнив, что героини почти всех фильмов всегда предлагают в таких случаях кофе или чай. — Или чай? — добавила она и густо покраснела.
— Хочу! — обрадовался Оболенцев возможности еще какое-то время побыть вместе с Ольгой.
И тоже не заметил, как двусмысленно прозвучало его «хочу».
Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице, каких уже, наверное, лет пятьдесят не ставят, и очутились в крошечной однокомнатной квартирке.
Одного взгляда на обстановку было достаточно Оболенцеву, чтобы определить: здесь живут честно. С одной стороны комнаты стояло несколько книжных полок, сплошь забитых подписными изданиями, с другой стороны, у стены, полутораспальная тахта, а между ними стол, стулья и два кресла. Вот и вся обстановка. Да еще небольшой коврик, лежащий у тахты, и несколько фотографий и гравюр, висящих на стенах.
Но Оболенцеву у Ольги сразу понравилось.
На всем лежала печать хорошего вкуса, все вещи были подобраны так, что составляли единое целое. Красиво, тепло, уютно.
