Последнему поколению спасателей приходилось выдумывать для своих подопечных самые нелепые назначения – на последней странице я видел строчку со словами «в дневное время определены на должность голодных чаек у Карлова моста».
Менять обличье котам-оборотням на благословенных землях Богемии ради их же безопасности разрешалось только в кругу семьи. Народ тут, конечно, миролюбивый, а все равно, писал хроникер, в благочестивом рвении и под влиянием суеверных страхов могут не пощадить ни спасенных оборотней, ни – всякое бывало – их детей малых.
Детей?
Я удивился, и в основном не столько тому, что волшебные коты вполне могли заводить в Богемии семьи, сколько своему удивлению по этому поводу. Согласно «Перечню», потомки спасенных от инквизиции котов-оборотней должны быть в каждом городе Чехии. Это… это многое объясняет. Если подумать, я, скорее всего, даже знаю пару-тройку таких вот потомков. Смотрю на них каждый день, здороваюсь, беседую о погоде…
– Хороший сегодня вечер, теплый, верно? – К моему столу подошла официантка. – Вы будете еще заказывать? Просто мы уже почти закрываемся.
Вот, например. Зеленые раскосые глаза со стрелками, длинная шея, тонкие пальцы, черный бархатистый жакет. Если почесать за ушком, наверняка начнет мурлыкать.
– Да… в смысле, нет. В смысле, уже ухожу. Дайте, пожалуйста, счет, без него не уйду.
Девушка рассмеялась. Пока я курил, она успела принести счет, отсчитать сдачу, погасить свет, закрыть дверь в кафе и попрощаться. Я встал и побрел в сторону старой замковой лестницы. Интересно, чем занимался Бертрам Новобыстрицкий на своей должности старшего споспешителя придворного алхимика до того, как его добрый король… Я похолодел, замер и заглянул в свой бумажный пакет. Со старой обложки, просвечивая сквозь папиросную бумагу, улыбался Гагарин. Манускрипта не было.
Я побежал к кафе, осыпая себя самыми страшными проклятьями, и их многоэтажную грозность оценил бы по достоинству любой еретик времен короля Рудольфа II. Книги не было. Ни на столе, ни под столом. Нигде. Девушки тоже не было, понятное дело. И даже если она будет тут завтра, наверняка скажет, что в глаза никакую книгу не видела. В свои раскосые зеленые – ну да, кошачьи – глаза.
Я в последний раз осмотрел пустое кафе и снова поплелся к старой лестнице. У меня было настоящее сокровище, и я его так бездарно упустил. И теперь, попробуй я кому-нибудь рассказать о спасателях котов-оборотней, никто не поверит. Я бы и сам не поверил.
Правда, даже если бы книга все еще была у меня – кто бы поверил? Любой разумный человек скажет, что вся эта история – мистификация. Сколько таких уже было. Вот, к примеру, у того же короля Рудольфа II в коллекции была рукопись Войнича, которую до сих пор считают… хотя нет, ее считают не мистификацией, а просто… черт, да какая разница. Люди же любят теории заговоров, всякие секретные общества и великих магистров. Отличная, интересная, качественно созданная мистификация. Ей-богу, непонятно, почему на эту тему до сих пор не сняли ни одного фильма? Если рудольфовское тайное общество по спасению котов-оборотней и не существовало никогда, то его давно пора было выдумать.
У ворот Пражского Града стояли караульные. Надо же, я всегда думал, они тут только для виду: чтобы туристам было с кем фотографироваться. Но все туристы давно спят, а эти ребята до сих пор на посту.
– Спокойной ночи, – пробормотал я, проходя мимо них.
– Мяу, – слегка ехидно откликнулись у меня за спиной.
Я решил не оглядываться.
Как я понял, что ее смыло? Ну любой бы догадался, в такой-то дождь! Но я-то, олух, мог бы и не вспомнить, с меня станется, если бы не этот сырой воздух, полный запахов. Запахи, казалось, катятся по улице, обгоняя друг друга как вороха смятых газет. И в каждом таком ворохе, где-то в самой сердцевине, уже когда различишь и горечь мокрой коры, и вонь раскисших опилок, витал сладковатый тошный запах газа – запах цистерн. Я сидел тупил, пока он не стал таким явным, словно в окно мне забросили камень, обернутый запиской. Тогда-то я и подскочил: Буква! Я же нарисовал ее на выпуклом торце цистерны, а значит, ее наверняка смыло! Теперь мне придется туда идти. Ох, как не хотелось!
